Мама обожала танцевать, а он не любил и не умел, хотя писал такую музыку, под которую ноги сами просятся в пляс. Она постоянно меняла наряды и тратила на них огромные суммы, а он мог годами носить один костюм. У отца была нелегкая юность, он много лет поддерживал своих родственников и привык тщательно рассчитывать расходы. По натуре Кальман был достаточно консервативен и не гнался за модой. Если нравился какой-то костюм, заказывал точно такой же. То же самое было с рубашками: купив одну удачную, отец приобретал шесть таких же. Но это до брака с мамой — она отучила его от старых привычек.
Что касается роскошного дома, коллекции картин и антиквариата, то все пошло прахом, когда в 1938 году Австрия присоединилась к фашистской Германии и нашей семье пришлось эмигрировать во Францию. Особняк достался нацистам вместе со всем содержимым, вывезти ничего не удалось. После освобождения Вены в 1945-м в нем располагался советский госпиталь. Вполне возможно, что новые власти возвратили бы дом прославленному композитору, но отец после войны не вернулся в Вену.
— Семье пришлось бежать, потому что Имре Кальман был евреем?
— Да, но еще в школьные годы он сменил имя и фамилию и из Эммериха Коппштейна стал Имре Кальманом. Кальман — очень распространенная венгерская фамилия, а отец считал себя венгром и гордился этим. В его музыке очень сильны венгерские мотивы, поэтому она до сих пор так популярна на его родине. Что же касается каких-то еврейских традиций, то папа их не придерживался. По крайней мере, я такого не помню. У нас была не слишком религиозная семья, и у всех — разное вероисповедание. Мама, например, была крещена в православной вере, мы с братом и сестрой — в католической, и это не создавало каких-то проблем.
