Потом пригласили в хорошую картину на «Молдова-фильм». А я подумала: «Зачем мне это? К маме приехала, отдыхать хочу...» И отказалась. Вдруг звонок, однокурсница Ира Акулова: «Привет! Я в Кишиневе! Очень хочу к тебе в гости, ты же у родителей?» Я даже не сообразила, зачем она сюда могла приехать... Конечно, прилетела сниматься в картине в той самой роли, от которой я отказалась, сидя на мамином диване! Вот так и жила тогда.
А после того как вслед за Чемодановым оказалась в «Современнике», стало еще хуже. Он играл, я — нет. Мы несколько раз подавали заявление в ЗАГС, но потом ссорились и до свадьбы не доходило. В общем, жизнь моя напоминала провал по всем статьям: люблю человека, а с ним не складывается, служу в театре, в котором не нужна. И главное, не понимаю: почему же так?
В начале сезона хотела пойти на сбор труппы, как вдруг позвонили из дирекции. Пригласили в кабинет и сказали: «Мы ошиблись, когда вас взяли». А я же живой человек! Как ошиблись? И дело было ведь не в ошибке, но за давностью лет не хочется вспоминать подробности. Просто я не одна была сильно влюблена в Чемоданова... У дамы из руководства «Современника» с Валерой тоже сложились отношения. Это потом, конечно, выяснилось. Поначалу я ничего не понимала: когда мы подали с ним заявление в ЗАГС, она даже присылала мне цветы... И честно сказать, если бы не было рядом Стаса Садальского и Юры Богатырева, может, окончательно спятила бы от массы «открытий чудных». Общежитие «Современника» располагалось в необычном месте: комнатками-пеналами разгородили бывшую квартиру Инессы Арманд на Манежной улице. Жилье было скромным, малогабаритным, едва кровать с тумбочкой помещались, зато соседи действительно прекрасные!
Помню, Юра Богатырев в основном питался капустными котлетами, такие по шесть копеек в «Кулинарии» продавались. Его пригласил в картину «Свой среди чужих, чужой среди своих» Никита Михалков, но поставил обязательное условие: сильно похудеть. Вот Юрка и перешел на капустные котлеты. Поначалу шифровался, не объяснял, почему истязает себя диетой. Видно, боялся сглазить — съемки-то еще не начались. Но в одиночку худеть было совсем грустно, и он угощал нас со Стасом: вечно голодные, мы всегда живо откликались. Кстати, очень вкусно было! Они оба понимали в профессии и уже вовсю атаковали киностудии. Стас тоже начал сниматься, и только я все сидела как репка на грядке.
Еще одно из ярких воспоминаний общежитского быта — неожиданный приезд отца Садальского. У Стаса рано умерла мама, ему только двенадцать лет исполнилось. Вдовец женился на другой, отдав своего сына-кровиночку в интернат. Спихнул. Что многое объясняет в Садальском, кстати. Там ему помогла одна учительница, он очень чтил ее всегда, но казенное учреждение есть казенное. И вот Стас потихоньку стал разворачиваться как актер, вышел фильм «Три дня в Москве», где он худенький, хорошенький невероятно, — и отец явился в столицу. Оказался потрепанным жизнью среднестатистическим мужичонкой.
Стас гораздо интереснее, да и вообще похожи они были весьма отдаленно. У мужичонки на лице читалась некая мысль: он, видно, хотел что-то от сына получить — и Стас попросил меня помочь в деле выдворения отца из Москвы. «Сценарий» мне не понравился. «Сыграй, будто ты оторва, будто прямо с вокзала тебя привел», — просил Садальский. Я не хотела такую играть, но он уговорил. Стас считал, что отец его предал, и хотел спровадить так, чтобы тот и дорогу к нему забыл. Я не придумала ничего лучше, чем взять за основу героиню из спектакля, который однажды так шокировал моего папу. Пришла в Стасиков пенал с папироской, хохотала как пьяный матрос, плюхнулась к нему на колени... Спровадили. Папочка ушел сильно обескураженным. Но если правильно помню, впоследствии Садальский все же ему помогал. Стас очень добрый и щедрый человек, хотя и любит демонстрировать обратное.