В «Современник» его позвали с третьего курса — играть в спектакле «С любимыми не расставайтесь», где партнершей была замечательная Татьяна Лаврова. Пока мы учились, на курсе сложились влюбленные парочки, педагоги знали, что Таня Бронзова с Борей Щербаковым, я с Валерой... И все в один голос говорили, чтобы шла за Валеркой в «Современник». Да и сама я как-то не понимала, куда же без него теперь? Галина Волчек сказала уклончиво: «Ты нам понравилась, но ролей пока для тебя нет, обещать ничего не могу».
Сейчас понимаю, что означают такие фразы главрежа, но тогда решила — пройдут какие-нибудь полгода и роль найдется. Тем более что мхатовские педагоги это тоже подтверждали: «Ты талантливая! Подожди и сыграешь там все!» Я вообще многого еще не понимала.
Росла я в Кишиневе, в чудесной семье, любящей, обеспеченной. Наискосок от нашего дома располагался прекрасный драматический театр, в общем-то — иди и работай! Но все последние школьные классы жила с одной мыслью: «В Москву, в Москву, в Москву!» — просто как в «Трех сестрах». Откуда во мне это родилось и застряло, непонятно абсолютно, идефикс! И сейчас не смогу этого объяснить, но стремление уйти из отчего дома было каким-то неистовым.
Однажды папа, человек из аппарата ЦК Молдавии, смотрел по телевизору спектакль, возможно, первый в своей жизни. Героиня, полная женщина в возрасте, с папиросой и бокалом усаживается на колени к партнеру, и тот шлепает ее по заднице. Папа представил, как пройдут годы и я с папиросой сяду кому-то на колени... В общем, сердце его это не принимало.
— Ты туда идешь? — грозно спрашивал он. — Вот туда?!
— В Москву, в Москву! — отвечала из своего странного анабиоза я. И без подготовки умудрилась поступить во все театральные вузы Москвы, в которые только попробовала постучаться. Из ГИТИСа с трудом забрала документы, решив остановить свой выбор на Школе-студии МХАТ. Но когда папу спрашивали, где Ольга, он трагическим тоном сообщал: «Ушла в никуда!»
Училась я хорошо, получала то стипендию Качалова, то Станиславского, но мало что понимала — больше наблюдателем себя чувствовала. Мои однокурсницы — Ира Акулова, Таня Бронзова или безумно талантливая Наташа Назарова (на ее дуэте с Людмилой Гурченко в «Любимой женщине механика Гаврилова» киношную молодежь учить надо!) — в отличие от меня прекрасно видели, куда пришли и куда двигаться в профессии дальше, их шаги были уверенными и четкими. Я же как трава при дороге: вроде и тут, а зачем? Внешне, может, это и не бросалось в глаза, но внутри была одна растерянность.
Даже когда мне несказанно повезло будучи студенткой сняться у Леонида Гайдая, не поняла вообще ничего. Пришли, пригласили в «12 стульев» — и что тут такого? У какого режиссера выпала честь показаться на большом экране, осознала только приехав к родителям. В Кишиневе просто проходу не давали — звезда! Можно ведь сыграть в десяти главных ролях — и тебя не узнают на улице, а можно было у Леонида Иовича однажды в эпизоде появиться — и слава обеспечена! Кстати, меня не отпустили из Школы-студии на озвучание, а я не смогла придумать, как бы это устроить. Фразу моей героини, требующей от Бендера проценты за сделку со стульями, произносит другая актриса.
