Соседи в основном были из пролетариев, и все пили самогон. Булгаков в фельетоне «Самогонное озеро» описывал свой коммунальный быт: субботним вечером после Страстной пятницы вязали... квартхоза, гонявшегося за своей половиной. Жену тот не догнал и пообещал: «...завтра зарежу. Она моих рук не избежит». Утром, на Пасху, далее писал Булгаков, в квартиру «...пришел младший дворник (выпивший слегка)», потом — «старший (мертво-пьяный)», за ним — «истопник (в страшном состоянии. Молчал и молча ушел, 5 миллионов, данные мною, потерял тут же в коридоре)».
В квартире номер 50 регулярно завязывались драки с криками «Спасите, помогите!». Однажды Михаил не выдержал, ринулся в милицию — пришел наряд, а пролетарии как мышки сидят за закрытыми дверями, в квартире тишина. Стражи порядка возмутились, даже хотели Михаила оштрафовать. После их ухода пролетарии пригрозили Булгаковых выселить.
Когда осенью 1921 года тридцатилетний Михаил Афанасьевич приехал с женой из Киева в Москву, чтобы навсегда здесь остаться, свободного жилья не было никакого. На его счастье жившие на Садовой сестра с мужем Андреем Земским как раз съезжали и уступили свою комнату Булгаковым. От Земских остались диван, большое зеркало, два шкафчика и письменный стол.
Михаил и Тася занимали комнату на птичьих правах, за прописку жилтоварищи откровенно вымогали взятку. Они бы дали, да — нечем: в первую свою московскую зиму супруги страшно бедствовали. Булгаков носился по городу в поисках литературного заработка. На два месяца устроился секретарем ЛИТО Наркомпроса, месяца полтора заведовал хроникой в частной газете. Учреждения быстро закрывались, но тут же объявлялись новые. Валенки разваливались.
Когда удавалось выручить немного денег за проданные статьи, покупали на рынке мороженую картошку и Тася готовила на керосинке на общей кухне. Однако чаще сидели без гроша, приходилось что-то из вещей относить на базар, но скоро продавать стало нечего. Тася угасала с каждым днем от малокровия и все больше лежала. В отчаянии Михаил обратился за помощью к брату матери дяде Коле, известному московскому врачу — надо было спасать Тасю. Дядя вручил мешок картошки, немного муки, бутылку постного масла и успокоил: жена поправится, если будет нормально питаться. (Позднее дядя Коля стал прототипом профессора Преображенского в «Собачьем сердце».)
