А на подходе к залу — вот они, гости: писатели, некоторые одеты с вальяжным изыском; несколько высокомерные стареющие писательские жены, ревниво оглядывающие друг друга, непременно с драгоценными камнями, в специально сшитых к этому вечеру в ателье Литфонда нарядах — словом, что и говорить, советская писательская и партийная элита (это были почти всегда одни и те же люди) на таких вечерах выглядела весьма респектабельно. Иногда даже слишком.
Наш столик — справа от входа, в глубине зала, под высоким витражным окном в готическом стиле. Кроме Риммы и нас с мужем, поэтом и прозаиком Владимиром Савельевым, ставшим по просьбе Риммы ее «правой рукой» во время советского секретарства, за столом разместились еще одна или две писательские пары и, кажется, незаменимая на службе и вне ее начальница протокольного отдела СП СССР Антонина, помогавшая писателям в самых разных вопросах, предупреждая о неприятностях и сообщая полезные новости, ну и, конечно, стуча на нас — по должности (как-то обиженно пожаловалась мне на трудности жизни, метнув взгляд куда-то вверх, намекая на свои неафишируемые «дополнительные» обязанности: «Им все телефонные разговоры перескажи, все письма просмотри, подписку на толстые журналы организуй — и все это за тридцатку! Ну ты их видела?! Можно так жить?!»).
Римма никогда не могла долго усидеть за столом, сколько ни увещевай ее, что бегать от столика к столику женщине не пристало. В тот вечер в разгар пира и танцев ее маршрут пролег от нашего столика в глубины Дубового зала, мимо компании, в которой поэт — лауреат Ленинской премии (замечу: лауреатство было выдано ему в противовес Солженицыну) на свою беду отпустил что-то гадкое в адрес приближающейся Риммы. Что именно он сказал, за пределами столика никто не расслышал. Кроме Риммы. Зато все услышали звонкую пощечину, которой он был мгновенно награжден. «Общественность» на какой-то миг напряглась в шоке, правда, быстро оправилась и продолжила веселиться.
Лауреат так и остался посрамленным, несмотря на то что руководство СП СССР уговорило после этого события и Римму, и его взаимно извиниться. Римма попросила Володю проводить ее до приемной и подождать, когда она выйдет, — ей не терпелось поделиться деталями «примирения». Она храбро влетела в кабинет Георгия Маркова. Там ее и лауреата подталкивали друг к другу с двух сторон, пока оба сквозь зубы не выдавили из себя что-то нечленораздельное. Выйдя, Римма бросила громкое «тьфу!» в сторону кабинетной двери: сцена примирения смахивала на гоголевскую...
— А ей льстило секретарство?
— По-моему, да. Она довольно скоро привыкла к нему и ко всем немалым привилегиям, с ним связанным, но в остальном манеру поведения не изменила — так же была проста и естественна в общении, так же рубила правду-матку, невзирая на чины и звания, так же заступалась за коллег перед литературным начальством. Впрочем, титул секретаря не всегда помогал ей.
Была такая история. В одно из жарких воскресений 1980 года к нам приехали искупаться в Москве-реке Римма, поэт и пародист Александр Иванов и его красавица жена Ольга Заботкина, в недавнем прошлом балерина, служившая в Кировском театре и снявшаяся в роли Кати в «Двух капитанах». Не тратя времени, вшестером, с нашей пятнадцатилетней Олей, устремились к Москве-реке, где, кстати сказать, купание было запрещено. На нашу беду на берегу дежурил молодой милиционер. Подойдя к спуску, мы затаились за соснами, что особенно удалось длинному и тонкому, как штрихпунктир, Саше: даже тень его оказалась поглощенной тенью соснового ствола.
