Мама спокойно отвечала: «Не волнуйся, это мой ребенок и больше ничей!»
Но я в силу возраста обо всем этом скоро забывала. И так бы и думала всю жизнь, что Саша, мамин гражданский муж, — мой папа, если бы не один случай.
Однажды (нам с сестрой было лет по 12—13) дочка близкой маминой подруги обмолвилась в разговоре: «У наших друзей дети такие непохожие…» Я пожала плечами: мол, подумаешь, мы с Сашкой тоже разные. И вдруг она говорит: «Но у вас же папы разные». «Как? — удивилась я. — У нас один папа — Саша!» Подружка тут же осеклась. Именно тогда у меня в душе поселилось сомнение.
Помню, сижу как-то в поликлинике в очереди к врачу, держу в руках медкарту. От нечего делать читаю на титульном листе — Бразговка Дарья Владимировна. Отчество «Владимировна» перечеркнуто красным и сверху написано «Александровна». «Надо же, — думаю, — как у меня отчества меняются!» Мама объяснила это тем, что при рождении дала мне отчество своего отца. Она ведь не была официально замужем за Сашей. Я не зацикливалась на этом и гордо всем представлялась Дарьей Александровной.
А тут еще как-то сидим с Сашкой у телевизора, на экране режиссер Андрей Кончаловский о каком-то своем фильме рассказывает. Мама проходит мимо и вскользь замечает: «Очень умный дядька, послушайте его!» И я с интересом слушала, мне нравилось, как он говорит. Могла ли я тогда предположить, что это и есть мой отец?
Папа Саша, мамин гражданский муж, был очень интересный человек, ни на кого не похожий.
Я прекрасно понимаю, почему мама им увлеклась. Он не мог не привлечь внимания! Эдакий вихрь, вокруг которого все крутится, вертится… Очень талантливый, окончил политехнический институт, все время что-то придумывал, конструировал и творил. К любой задаче находил такие нестандартные решения, которые не придут в голову обычному человеку. Мы с сестрой видели, как они с мамой что-то мастерят, шлифуют, рисуют, поют, и нам хотелось принять во всем этом участие.
Помню, как-то он встречал нас рано утром на вокзале. С поезда с тюками и чемоданами потащил в Ботанический сад, потому что там расцвел какой-то цветок и срочно надо его увидеть. Как нам не хотелось туда идти, как мы сопротивлялись этому живому, свежему папиному вдохновению!
Потом, когда приехали домой усталые, он взялся готовить блины. И решил: зачем долго размешивать тесто в миске, можно ведь сразу на сковородке. Тогда мы долго хохотали над сковородкой с пригоревшим кефиром.
Но в социальную жизнь «институт—работа—дом» папа Саша не вписывался. Когда нас с сестрой спрашивали: «А чем ваш отец занимается?», мы хором отвечали: «Он — свободный художник».
Папа Саша не терпел насилия над личностью. И нас так же воспитывал. Мы никогда не торопились к 1 сентября в Москву, легко пропускали начало занятий. «А поехали сейчас в горы!» — мог воскликнуть папа однажды вечером, и бедная мама кидалась собирать вещи.
Так же он был свободен и в отношениях с женщинами. Никаких условностей и барьеров! Его жена Марина родила девочку, нашу с Сашкой сестру Марианну. Может, поначалу у них с мамой и были трудности, но потом все наладилось. Какое-то время он был с нами, какое-то — с Мариной и Мусей. Помню, мы все вместе, большой семьей, ездили в Крым, жили в палатках, вместе катались на горных лыжах с Чегета и ходили на выставки и в мастерские к знакомым художникам. Можно ли это было назвать шведской семьей? Не знаю. Наверное, папа Саша был хиппи. Главное, в нем жила твердая уверенность, что так жить — хорошо!
Все были счастливы. Саша считал меня своей дочкой, я думала, что он мой отец. Мы оба пребывали в полной неизвестности до моих шестнадцати лет, когда все раскрылось… Это теперь я знаю, что когда мама встретилась с Сашей, она была уже беременна.
С 76-го года мама пела в уникальном ансамбле Дмитрия Покровского.
