А самая большая радость — покупка новой машины. Слава богу, мы это делали редко. Он мне клялся, что больше не будет, но его прямо тянуло. Это была просто катастрофа. Когда он уезжал с водителем и надолго исчезал из дома, я начинала нервничать. Почему-то казалось, что они поехали за машиной. Мне, как советскому человеку, было не понять, зачем иметь несколько машин. Одна у него, одна у меня — ну и нормально же? Ну ладно, микроавтобус — необходимая для гастролей машина. Но еще для чего? Однако противостоять этому было невозможно. Он так хотел. Как я могла противиться его желаниям?
— Мне очень понравилось, как вы себя называли: «дежурная по желаниям Жванецкого».
— Так и было. Миша — это странное соединение человека, который несет ответственность, распоряжается, дает указания, легко решает какие-то финансовые, материальные, связанные с обслуживающим персоналом, со своими друзьями, с коллегами вопросы, разруливает серьезные дела, дает интервью и никогда в этом во всем со мной не советуется, но вдруг оказывается беспомощным в мелочах абсолютным ребенком.
Михалыч любил жаловаться: «Просили интервью, мне не очень хочется давать, не знаю, как отказать». Или: «Этот человек меня раздражает». И так далее. Но решения принимал он сам. Вот это соединение взрослого человека с абсолютной детскостью — такой была природа Михалыча.
В нем был мальчишеский задор. Сорваться, поехать купить новый холодильник, посудомойку, пылесос — это просто на ура, только намекни. Это я отбрыкивалась от всего. Но стоило мне только сказать:
— Плита как-то странно работает.
Он говорил:
— Едем покупать новую? — и моментально покупал.
Если друзья приезжали на новой машине, он шел смотреть. Потом садился. Потом ему разрешали покататься. Я помню, как к нам приехал один знакомый на «хаммере», совершенно безумной машине. Михалыч встал просто в стойку... Я говорю: «Не вздумай ее купить».
Ему разрешили покататься по поселку. И он на этой гигантской машине как маленький гонял по дорожкам.
Он не потерял интерес к жизни ни на минуту, он был более любопытным, чем я. Я уставала от жизни и от тусовок больше. Иногда на них дремала где-то в углу. А он сидел в ресторане, например с Сережей Соловьевым или с Сергеем Юрским, разговаривал взахлеб, а вокруг них уже начинали мыть полы. Я очень хорошо помню, как разговаривал с Резо Габриадзе, а я пошла собираться, потому что Миша сказал: «Иди уже, жди в машине». Его час не было. Прихожу — весь ресторан с перевернутыми стульями, и они одни сидят и разговаривают. И официантка улыбается: «Да не трогайте их, нам еще час убирать». Иногда в ресторане спал маленький Митя, и рядом спала я в вечернем платье. Я ведь вставала рано утром, у меня ребенок, еда, хозяйство. А Михалыч мог легко выспаться и днем.
— Важно было, чтобы вы иногда вышли в вечернем платье, были на высоте, а не просто жарили вкусные котлеты?
— Да, когда мы после очередного светского выхода возвращались в машине, Миша всегда говорил: «Мы выехали и опять подтвердили, что я умный, а ты красивая, и возвращаемся домой».
Все ему говорили комплименты, и ему было важно, чтобы я это увидела. Он считал, это подтверждение, что мы достойны друг друга.
— Вы говорили о любви?
— Миша объяснялся в любви непрерывно. Он часто писал письма о любви: «Дорогая, любимая...» Еще он писал любовные послания на конвертах, в которые клал подарочные деньги. С подарками у нас все было странно. Он мне пару раз дарил какие-то драгоценности, но я не очень люблю украшения, тем более такие, какие выбирал он. И я сказала: «Давай пойдем вместе, и ты мне подаришь то, что нужно». Мне очень нравились антикварные украшения со своей историей, например легкий браслет из белого золота с легкими бриллиантами, который, по легенде, принадлежал Ахматовой. Выглядел он просто. Ни документов, ни фотографий не было, но принесли его серьезные люди, и мы поверили на слово. Такие вещи я иногда покупала, но не сказать, что их носила. Михалыч это понял и стал мне дарить деньги просто так. А на конверте всегда писал что-то нежное. У меня их пачка. И Мите, кстати, все то же самое — объяснение в любви, какие-то пожелания на конверте с деньгами...
Миша каждый день говорил:
— Я тебя люблю!
Отвечала:
— Я тебя тоже.
— Ненавижу вот это — «я тоже»...
— У него даже есть такая миниатюра...
— Конечно. Она связана со мной. Он обижался на мою реакцию, а я объясняла, что по-другому не умею. У меня было ощущение, что по делам и так понятно, что я его люблю. Мы разные по характеру. Я от него научилась озвучивать свои чувства, эмоции. Миша все озвучивал.
Он был на самом деле очень открытым. Я просто иногда слышу чьи-то странные воспоминания о моем муже, и это настолько не про него! Такое ощущение, что человек с ним столкнулся случайно на какой-то тусовке один раз за всю жизнь и пытается сделать вывод. А мне хочется, чтобы знали его настоящего.
