— Сева, наше издание уже давно работает с «Табакеркой», и я знаю, что для Владимира Львовича вы как родные дети. У вас тут без преувеличения театр-семья. Наверняка был в вашей жизни случай, когда худрук помог советом в сложной жизненной ситуации...
— Советом он постоянно помогает. Но была вещь глобальная. Владимир Львович уже пришел на пост художественного руководителя в школе и в театре, я учился на третьем курсе. И так получилось, что мы готовили дипломный спектакль, и у меня скоропостижно ушли из жизни бабушка и дедушка, почти следом: сначала бабушка, потом дедушка. Для меня это были не просто бабушка с дедушкой, до второго класса я жил с ними, они как вторые родители были. Родители мне позвонили, и это меня выбило из всего. Я понял, что я не справляюсь с эмоциями, решил на улицу выйти. Я выбегаю резко по лестнице, а Владимир Львович, видимо, смотрел какой-то экзамен младшего курса, или какая-то встреча у них была, и он поднимается, а я спускаюсь. Точно знаю, что себя ничем не выдал. Просто поздоровался. И вдруг он меня — раз! — за руку: «Что случилось?» И у меня потекли слезы градом... Он меня обнял, завел в кабинет, мы поговорили. Он куда-то шел, у него дела какие-то были...
Он поговорил со мной, сказал, что все, что ни происходит, это жизнь, это твое топливо актерское, которое ты потом будешь использовать, это неизбежно. Он рассказал свою историю, историю своих родителей и их потерю, свои переживания. Он тогда был молодым человеком еще, только это родители были. Он мне помог во всех смыслах слова. Я говорил, что это не нужно, я не к этому. Он ответил: «Это не обсуждается, так всегда было, Олег Павлович так делал, и я так делаю». И я тогда для себя понял, что не может быть плохого человека и хорошего артиста.
— Так вы поехали домой?
— Конечно, поехал. Но спектакль отыграл. Владимир Львович предлагал мне сделать замену, но я не согласился. Я даже на поклоны не оставался, вышел, переоделся и уехал. И мои родители очень уважают Владимира Львовича — как человека в первую очередь.
