— Сможешь подойти сюда к пяти, через четыре часа?
А я запомнил, что мы с мамой уезжаем, у нас поезд в 16.30. И отвечаю:
— Да я не знаю, у нас поезд...
— В смысле, поезд? Старик, я тебя зову дальше, на прослушивание...
Тут я все понял, мы сдали билеты. Когда меня допустили на туры, я остался в общежитии на три дня и стал готовиться. На третьем туре был Олег Павлович.
— Вот про это давайте подробно.
— Я запомнил, что он был в очках, каких-то темно-фиолетовых, модных. На нем был желтый клетчатый пиджак и то ли голубые, то ли белые брюки... Рассказав все свои стихотворения, басни и прозу, я увидел такую картину. Олег Павлович наклоняется к Виталию Михайловичу Егорову и на ухо в абсолютной тишине что-то ему говорит. Виталий Михайлович на меня смотрит и так кивает головой... Этот шепот и кивание заставили меня испугаться. Я очень сильно расстроился, сел и думаю, даже в глаза мне не сказали, что я им неинтересен... Но через несколько дней я увидел свою фамилию в списке поступивших. До сих пор не знаю, что тогда Табаков сказал...
— По-моему, больше нигде нет такой системы, что дети, даже москвичи, живут в пансионе и тут же учатся. Как к этому привыкали?
— Скучал, конечно, что скрывать, я один ребенок в семье, и мы постоянно были вместе, как одна команда. А спустя неделю пребывания в колледже я очень сильно заболел... Мерил температуру — 39! А у нас сцендвижение, физическая культура на улице, плотные занятия начались, и я понимаю, что мне все хуже. Я пытался это скрыть, думал, скажут, кого мы взяли? Только начал учиться и уже заболел... Я собирался идти на занятия по сцендвижению, шел как пьяный, воспитатель меня поймала, измерила температуру, мне вызвали скорую и увезли в больницу. Вероятно, все было на фоне стресса... Я переживал, что подведу всех. Начало было трудное, но потом все лучше и лучше. Доверие появилось к тем же воспитателям. Почему я говорю о них? Они были очень близки к нам, с утра до вечера были с нами, и не вспоминать — это было бы странно, они за нами ухаживали и всячески помогали...
