на малой сцене МХТ
Я стал хорошо зарабатывать, снял комнату. Кошкин вскоре повысил меня до мастера-прораба.
— Когда же дойдем до актерской карьеры?
— Сейчас расскажу. Моя мама очень любила кино и заразила этой любовью меня. Фильмы я смотрел взахлеб, как только выдавалось свободное время. Даже в прорабской держал дивиди-плеер, пересматривал любимые картины во время обеденного перерыва. В сотый раз смотрел «Ликвидацию» и задавался вопросом: как мой любимый в тот период времени Владимир Машков стал выдающимся актером? Вбивал фамилии своих кумиров — Маковецкого, Машкова, Миронова, Гармаша в поисковик Интернета и понял: все они окончили театральный институт. И тут в голове щелкнуло: я тоже так хочу! Замигала лампочка, появилась навязчивая идея — мне во что бы то ни стало надо в театральный. Следующее, что я вбил в поисковик: как туда поступить? И получил ответ: выучить басню, прозу, стихотворение и с этой программой идти показываться.
Мне повезло, в 2009 году актеров в театральные вузы везде набирали два мастера: в «Щуке» — Любимцев и Галибин, в ГИТИСе — Женовач и Бородин, во ВГИКе — Меньшов и Грамматиков, в «Щепке» — Бейлис и Иванов. И только в Школе-студии МХАТ студентов набирал единственный мастер — Константин Райкин. Не понравился одному, пошел к другому. Главное бегать: читать, выслушивать замечания, приобретать опыт. Мне кажется, если б в самом начале отправился к Райкину, слетел бы с прослушиваний сразу. А я пришел в Школу-студию немного подготовленным. Сначала меня прослушал педагог, но засомневался, отправил на «перетур» к жене Райкина, актрисе и преподавателю актерского мастерства Елене Ивановне Бутенко, обожаю ее! Уверен, во многом обязан своим поступлением именно ей.
Я был абсолютно неотесанным, с закрывавшей лоб челкой, гэкающим, толком ни одной книжки не прочитавшим отморозком. Выучил монолог Рогожина в поезде, прочитал его. Елена Ивановна разнесла в пух и прах: «Боже, ты что, на зоне или в армии? Как ты читаешь? Это же Достоевский! Что мне с тобой делать? Ладно, пропущу тебя на следующий тур, но у меня есть замечания». Конечно же, я их учел, они мне очень помогли.
У Райкина сложился свой пасьянс из потенциальных учеников, он уже решил, кого брать, а кого отправить восвояси. Позже не скрывал, что я был у него на скамейке запасных. Но Елена Ивановна в последний момент предложила серьезно присмотреться к моей кандидатуре, хотя с первого раза я ей не понравился. Туры растянулись на два месяца. Я в числе сотни человек дошел до конкурса, мастеру оставалось выбрать из нас двадцать пять. Перед коллоквиумом встретился с Райкиным. Константин Аркадьевич не скрывал:
— Я не уверен, что возьму тебя. Ты безусловно талантливый человек, но видно, что, прости меня, тупой, ничего не читающий.
А я что, врать буду? Сказал:
— Да, не читал. Когда жрать нечего, не до книжек. Но если дадите шанс, все прочитаю.
— Ты думаешь, если поступишь в институт, загуляешь? Да у меня ученики еле-еле до кровати в общежитии доползают, а на следующее утро с девяти снова пашут на занятиях. И так каждый день, без выходных.
(Чистая правда, занимались мы и по воскресеньям, единственным послаблением было то, что занятия начинались не в девять, а в двенадцать утра.)
— Да, блин, я к этому готов! Так и становятся Машковыми. Пахать надо! Талант как нефть, которая представляет из себя неудобную черную жидкость. Чтобы сделать из нее что-то полезное, надо приложить много сил.
Елена Ивановна потом говорила, что Райкина подкупила моя искренность.
Конкурс запомнился как тотальный стресс, врагу не пожелаю пережить такое. Нас оценивала комиссия — Табаков, Райкин, Гуськов, Шенталинский, Елена Ивановна, Рыжаков, Покровская — в общем, вся актерская кафедра Школы-студии. Вызывали десятками. Я боялся смотреть в сторону преподавателей. Шел читать свой отрывок, как на расстрел! В голове засела мысль: жить мне осталось минут пять. Елена Ивановна потом похвалила: «Хорошо прочитал». Рыжаков тоже высказался: «Хороший парень, самобытный».
