— Нет, это имя моей мамы, — таков был его ответ.
У него был девиз: «Я хочу, чтобы мой дом был открыт солнцу, ветру и голосу моря! И свет, свет, свет повсюду...»
В августе 1992-го он пригласил меня с мужем погостить у него. Рудик оплатил нам дорогу. На катере мы подплыли к острову, нас поселили в гостевом домике. Мы прекрасно провели отпуск. Целый месяц были вместе, купались, прыгали со скалы, загорали. Это было его последнее лето.
Муж следил за техникой, я готовила. На острове все время кто-то гостил. Там жил его племянник Юра, массажист Рудика. «Любаха, у нас здесь капитализм! — шутил Рудик. — Один пакетик чая на два стакана!» Помню, он попросил моего мужа поставить пластинку, тот поставил. Рудик внимательно слушал, а потом покачал головой: «Нет, это не тот дирижер!» У него был потрясающий слух.
Мы ездили в Позитано. Франко Дзеффирелли всех нас позвал к себе в гости на виллу. Она находилась на побережье как раз напротив Ли-Галли. Дзеффирелли встретил нас в белом просторном, спасающем от жары одеянии. Рудик надел сабо: на одну ногу синее, а на другую желтое. Когда я, смеясь, указала ему на это, он ответил: «Это специально, так интереснее». Он обожал эпатаж, интуитивно понимая, что это реклама. Рудик вообще любил и носил всякие головные уборы — береты, кепочки, шапочки.
Помню, Дзеффирелли спросил его:
— А вы, Рудольф, не собираетесь писать мемуары?
На что Рудик ответил:
— Я надеюсь, еще рано...
В тот момент я вспомнила его «жить, жить, жить»...
Рудик с гордостью показывал мне свой остров, рассказывая заодно о новых приобретениях предметов роскоши, о дружбе со знаменитостями, в этом явно слышалось: «А помнишь, каким я когда-то приходил к вам — бедным провинциальным мальчиком?!»
В доме было просторно, только стол, стул, телевизор. И еще старинная медная ванна, которую Рудик специально привез на остров на вертолете, не признавая современных эмалированных. Рядом с виллой было еще два домика: в одном жили мы с мужем, в другом — студия, где можно было устраивать репетиции и танцклассы.
Журналистам Нуреев рассказывал, что намерен основать здесь балетную школу: «Это мой остров и дом всей моей жизни, который значит для меня даже больше, чем парижский». Погостить в средиземноморском раю приезжал весь цвет мировой богемы. Остров в прямом смысле был осажден лодками и яхтами папарацци и поклонников. Нуреев даже выступил с протестами в итальянской прессе, потребовав прекратить подсматривать за ним. Однако журналисты ответили, что куплены острова, но не море. Тогда вспыльчивый и эксцентричный Нуреев стал принимать солнечные ванны и купаться в чем мать родила.
