Двенадцатого марта 2016 года состоялся наш разговор, а двадцать третьего они сыграли первый концерт в Москве без меня. Причем узнала я об этом от администратора, которая позвонила и сообщила, что мой билет поменяли, потому что летят новые девочки. Только за день до концерта позвонил Шнуров:
— Ну все, я тебе не нужен и ты мне тоже не нужна. Короче, концерты в Москве мы играем без тебя.
Я сказала:
— Поняла. Спасибо большое. Мне было очень здорово с тобой работать, и жаль, что я не могу тебе это лично сказать. Если будет нужна моя помощь, я готова в любом — пешем и конном строю быть рядом. Надеюсь еще увидеть тебя на своей свадьбе.
Он ответил:
— В этом я сомневаюсь... — и бросил трубку.
На следующий день СМИ обрывали телефоны с вопросом, почему меня не было на концерте. Думала, никто не заметит моего отсутствия, настолько я не ценила себя как артиста. Когда начались звонки, я очень испугалась. Уехала в загородный отель и выключила телефон. При этом понимала, что мне нужно сделать какое-то заявление. Решилась и просто написала, что закончила работать в группе «Ленинград». Я не хотела никого ни ранить, ни подставить, но такими обтекаемыми формулировками загнала себя в информационный тупик.
Мы живем в эпоху, когда у кого больше подписчиков, кто громче крикнул — тот и прав. У меня было сто тысяч подписчиков, а у Шнурова больше двух миллионов. Я написала мягкий пушистый постик с благодарностью за бесценный опыт, а Сережа забросил мне снаряд под башню и воткнул нож в спину, обвинив в том, что я бездарная певичка из караоке. Про то, что они там горшки обжигают, а некоторые горшки думают, что они богини... Мне приписали излишнюю амбициозность, желание сделать сольную карьеру. Мол, я всех кинула перед гастрольным туром, а бедолаге Шнурову пришлось отсматривать три тысячи девочек, и слава богу, что нашлись эти два светоча средь тьмы, которые взвалили на себя непосильную ношу. Это было предательством, потому что со своей стороны я все сделала честно. Еще долго думала, что это шутка, что сейчас он скажет, что все это эмоции... Но шли годы, а он не успокаивался. По сей день высмеивает мои клипы, более того — мою внешность.
Я страдаю аутоиммунным заболеванием — синдромом Шегрена. Время от времени прохожу гормональное лечение и химиотерапию. В этот момент у меня очень сильно раздуваются щеки. Сергей знает это, но после очередной такой терапии он проехался по моей внешности, мол, в «Ленинграде» у нее таких щек не было, мы ее так не кормили... А я вообще не курю и не пью. В моем кейсе нет ни одного скандального фото или видео, потому что я очень спокойный человек, болеющий за свою профессию. Я стала музыкантом не для того чтобы успешно выйти замуж или заработать — просто искренне, со страстью маньяка люблю делать музыку. Сидеть на студии, придумывать партитуры, создавать аранжировки... И получаю ни с чем не сравнимое удовольствие, когда куски музыки в моей голове начинают вертеться, крутиться и магическим образом обретать форму. Не претендую на гениальность, но иногда смотрю на готовый результат и не могу поверить, что это чудо создала я.
Сольную карьеру после «Ленинграда» я начала с электронного проекта каверов на песни Кузьмы Скрябина и не делала на него коммерческую ставку. Но Шнуров начал очень злобно и агрессивно атаковать меня онлайн. Честно, меня это задело: зачем ты так делаешь? Мне очень хотелось доказать, что я чего-то стою не как солистка «Ленинграда», а как самостоятельная боевая единица, поэтому стала выпускать эту музыку. Конечно, ее никто не понял, потому что от комика странно ждать драматических ролей. Это синдром Мэрилин Монро, которую из-за амплуа воспринимали как глупую пустую блондинку, а она была очень умным и глубоким человеком и немало страдала от этой двойственности. Очень важно принять свой образ. У меня это принятие прослеживается по альбомам. Первый — «Сама» с электронным прочтением Кузьмы Скрябина — я называю фазой отрицания. Появившийся вскоре мини-альбом «Звезды» с Феликсом Бондаревым — это коллаборация поп-артистки и инди-исполнителя.
Через некоторое время вышел второй альбом «Новая Алиса Вокс». Эта была фаза гнева. Праведный гнев, когда я начала поднимать голову и говорить: «Я есть! И вам придется это признать!» Там уже были только мои песни с живыми инструментами и наполовину с электронной музыкой. Я по-настоящему горжусь этим продуктом и хотела бы делать его в идеальном мире, если бы за искусство платили.
