Несмотря на то что рок тогда уже разрешили, подпольные концерты какое-то время существовали. Юре Шевчуку и Саше Башлачеву, например, я устраивал их лично. О Сашке не вспомню ни одного острого момента: он был совершенно неконфликтным, его все любили, ни в какие истории мы не попадали. Приезжал из Череповца, ночевал пару раз у меня. Всегда оставлял утром аккуратно сложенное белье. Он мог порой вспылить — рубануть правду-матку, но обходился без оскорблений.
Говорят, его первые концерты провалились. Мол, играть и петь Саша не умел, а стихи хорошие... Но это совсем не так. У Башлачева была настолько мощная энергетика, что каких-то огрехов никто не замечал. Когда он пел, все невольно затихали и смотрели на него как кролики на удава.
Выглядел Сашка скромно. В неброской одежде, с золотой фиксой, вечно взъерошенный. Мы его за глаза Воробейчиком называли. Он правда был похож на воробья. Живчик, женщины его очень любили, и Сашка отвечал им взаимностью. Но мне кажется, он внутри был глубоко одиноким человеком. Чего-то ему не хватало. Вроде и знаменит, вроде и группу хотел, вроде все любят, но одиноко... Творческий тупик такой. Может, писалось плохо — я не спрашивал. Жена и ребенок его не остановили, прыгнул из окна.
Когда СашБаш умер, на концерте его памяти все были трезвыми. Сильно задумались — как дальше жить. Его нелепый полет очень повлиял на всех. Многие завязали с алкоголем, а Слава Бутусов тогда ночью в поезде написал «Бриллиантовые дороги» и впервые их спел на этом концерте.
Смерть Башлачева стала водоразделом. Мы впервые задумались о времени. Восьмидесятые мы как-то быстро проскочили. Тогда все были восторженными, жизнь в рок-н-ролле была каждодневным праздником: концерты, тусовки, поездки... Особо не задумывались о будущем, были уверены, что так будет всегда. В девяностые началось отрезвление.
С ностальгией вспоминал подпольные концерты. Я работал у Генки Зайцева в кочегарке. На смене был сам Зайцев, я, Миша Борзыкин и один из идеологов движения кришнаизма, которое тогда было запрещено. В кочегарке и проводились сейшены. В том же здании был актовый зал на пятьсот мест. И вот как-то после рок-клубовского фестиваля выступать пришли Юра Шевчук, СашБаш и группа «Оберманекен». Сарафанное радио сработало четко: пригласил двадцать человек, а зал битком набит. И Мамонов сидит, и Троицкий. Время двенадцать ночи... Нас могли бы тут же свинтить и посадить. Гена Зайцев перед концертом предупредил: «Если вас повинтят, меня не упоминай». Но все было прекрасно: вышел СашБаш, который всех затмил. Сева Гаккель подошел ко мне и признался: «Удивительный. Невероятный». Потом в каптерке Шевчук и Пантыкин пели дуэтом, Башлачев исполнял песни Кинчева, а мы с Юрой еще и на ходу сочинили рок-оперу на татарском языке.
