Когда я делал Мишке второй плащ, он попросил:
— А давай панк-группами его распишем.
— Где ж мы столько известных панк-групп найдем?
— Ну ты же разбираешься, придумай...
— Нет. Ты список пиши.
Мишка написал Sex Pistols, The Clash, еще пару групп, на том панки и закончились. Я успел до гастролей расписать ему только перед и спину, а после уже доделывал рукава. Горшку работа понравилась.
— А ты видел, что я на спине написал?
— Что?
— Ну, «ДДТ», «Алиса», «Аквариум» и так далее.
Мишка сменился с лица и побежал смотреть. Конечно, это была шутка. Панк-группы я подобрал уже сам.
Вообще, Миша казался простым и недалеким, но таковым не был. Про это мало кто знал — он не любил открываться по-настоящему. Типа панк, пальцы веером, ирокез на голове... Все время твердил: «Мы, панки...» А о чем ни спроси — все знает, все смотрел и читал. И о театре, и о литературе, и о фильмах он был в курсе. Эрудиция бешеная. А с виду — вроде панк примитивный. Хотя «КиШ» я никогда панками не считал, а она гремела как панк-группа номер один.
Мне очень нравилось с ним общаться. В последние годы его жизни я, пожалуй, говорил с Мишей больше, чем с кем-либо другим. С ним было интересно. Он подмечал вещи, которые другие не видели. В какой-то момент почувствовал, что Миша себя сжигает. Я наблюдал это у Славы, Юры, Кости, у других друзей. Но они выкарабкались, а Горшок — нет.
Порой я жалею, что у меня нет коммерческой жилки. Недавно кто-то выставил носки Цоя за пятьсот тысяч рублей. У меня много таких раритетов: полотенце Мишки Горшенева, польские джинсы Славы Бутусова, в которых он стоял рядом с Пугачевой, записка Цоя... Но я никогда это не продам. Это бесценный багаж моей жизни и моя молодость, которая была прекрасной.
