Забавно: он всегда был уверен в том, что будет выступать на стадионах. Прямо так и говорил. Меня эта уверенность поражала: на дворе эпоха СССР, сидим в подвале никому не нужные, все под запретом, был официально запрещен даже звук fuzz у гитары — а он про стадионы. Кстати, Шевчук поначалу рвался в Москву, но когда я уехал в Ленинград, всеми силами старался перетащить его с собой. Аргументом стали последние события в Уфе и то, что в Питере с концертами и музыкантами было получше. Я считал, что ему срочно нужно уехать, пока не посадили. Юра сопротивлялся, почти год мы переписывались, и я победил.
В Уфе тогда реально творилось нечто страшное. Всю нашу хипповскую тусовку — видимо, пришел приказ из Москвы — вдруг начали сажать. У меня дома был обыск, пришли два мента и один в штатском. В протоколе было двадцать шесть пунктов изъятия, в том числе и американский флаг, о котором пришлось соврать, что я сам его расписал. Обыск был одновременно у всей нашей братии, к коей Юра, слава богу, не принадлежал. У кого-то нашли траву, у кого-то мак или «идеологически чуждую литературу». На всех завели дела.
Ребята сказали: «Тебе надо уехать хотя бы на год, а то тоже под суд пойдешь». Один наученный жизнью московский диссидент посоветовал: «Выпишись из квартиры, уволься с работы и в тот же день улетай. И ни одному человеку не говори об этом». Вечером перед отъездом я пригласил друзей посидеть, а по телевизору заместитель прокурора Башкирской АССР ведет передачу: кто такие хиппи. Нас обвиняли в фашизме, в сектантстве, во всех грехах и почему-то вместо западных хиппи показывали панков.
В общем, я улетел, а на родителей вскоре посыпались повестки. Маму и папу вызывали на допросы и на суд к Борису Развееву, потому что он часто бывал у нас дома. История этого уникального человека заслуживает отдельного рассказа. Будучи хиппи, он в итоге стал священником, но идеалы юности с Библией ухитрялся совмещать.
Борис — первый хиппи Уфы, он создал и развил нашу Систему. Знали его все — от неформалов до уголовных авторитетов — и очень уважали. Еще когда он был хиппи, ходил в церковь петь в хоре и уже был христианином. Но учитывая его репутацию, никто не хотел Бориса рукоположить. Потом в Уфу назначили нового владыку, тот быстро заметил Борю и поинтересовался: «Что за человек там поет?» Ему рассказали. Владыка его вызвал, поговорил и сразу рукоположил. Через много лет патриарх Алексий II на Пасху наградил Бориса наперсным крестом с украшениями.
Сидел Развеев два раза. Первый — за то, что летал по чужому студенческому билету на самолете в Москву: мол, обманул государство, билет стоил дешевле. На самом деле это был лишь повод. В 1984 году, после моего отъезда, его посадили снова. Обвиняли уже в антисоветской пропаганде и в сектантстве, отправили в уголовную зону, чтобы оттуда не вышел. Однако все башкирские авторитеты его знали, поэтому какое-то время он сидел спокойно. Когда в колонии уже стало невыносимо, Борис написал письмо Михаилу Горбачеву. Мы никогда не узнаем, возымело это письмо действие или так совпало, но вскоре поступил приказ: освободить Развеева по УДО. Боюсь, иначе до воли друг просто не дожил бы.
