На тот момент я уже знал о диагнозе Ульяновой. Незадолго до последней встречи с Инной мне об этом рассказала Татьяна Ивановна Шмыга: «Я лежала в «Склифе» и случайно там узнала — ваша подруга очень тяжело больна, у нее цирроз печени». Этот диагноз породил в народе и прессе до сих пор неутихающие обсуждения и сплетни. Мне хочется постараться развенчать эти слухи. Инна не страдала алкоголизмом: да, она выпивала, мы выпивали вместе, но это никогда не выходило за определенные границы. Актерам свойственно расслабляться с помощью алкоголя, особенно в хорошей компании — и мы не были исключением. Достаточно посмотреть на Ульянову в ее последних ролях, чтобы понять — она была здоровым, цветущим, активным человеком. До последнего продолжала следить за собой, своим питанием и здоровьем, делала гимнастику. Дышала полной грудью, никогда не унывала, радовалась жизни и подаркам судьбы, строила планы на юбилей. Да, как я уже говорил, в последние годы она могла выпивать одна, но это не выбивало ее из строя и рабочего состояния. Она постоянно репетировала, играла спектакли и всякий раз имела бешеный успех у публики! Для меня картина последнего года жизни Инны прояснилась лишь после ее ухода. Подруги, кого она допускала к себе в неблагополучный период, рассказали журналистам, что накануне семидесятилетия Ульяновой, за год до ухода, ей поставили диагноз «онкология». Это прозвучало для нее как приговор — Инна Ивановна, не найдя в себе воли для борьбы с болезнью, замкнулась, отрешилась от мира и отказалась от работы. Именно этим диагнозом можно объяснить и болезненный вид актрисы в последнюю нашу встречу. Ну а цирроз, видимо, был спровоцирован другими болезнями.
Чтобы как-то уйти от этой печальной темы, расскажу одну историю, которая как нельзя лучше отражает комедийную актерскую и жизнерадостную человеческую природу Иннуси. Однажды звонит: «Юзявка, есть для тебя «вещчь» — канадская норка! Пока не раздумала, быстро приходи, отдам недорого!» Приезжаю. Моему взору предстает старое, вытертое и выцветшее дамское пальто с оттопыренным для большого бюста передом и отвисшим задом, с воротником ржавого цвета из «канадской норки», изъеденным молью. Последним усилием воли, чтобы не расколоться от смеха, Инесс, приняв скорбный вид и слезно всхлипнув, будто отрывает от себя пальто, выдавила:
— Бери не глядя — твоя вещчь!
Я, вступив в игру, делаю ответный ход:
— Дай хоть примерю...
И глядя на себя в зеркало, надеваю «канадскую норку»... Мгновенный взрыв Инниного гогота. Не в силах больше сдерживаться, она уже не хохочет, а рыдает от смеха, держась за живот. Далее в гомерическом припадке сползает по стене, потом падает на ковер. Я в «эксклюзивном пальто» в такой же истерии валюсь следом. И уже вместе, рыдая от смеха, катаемся по ковру, не в силах подняться...
С Инной Ивановной, Инесс, Инезильей мы дружили сорок два года, и ровно пятнадцать лет ее уже нет с нами. Все эти годы мне очень не хватает ее партнерства, ее задорного голоса, неповторимого юмора, ее смеха и ее лукавых глаз. Она пришла в этот мир дарить радость — была комедийной артисткой от Бога. И даже не сыграв десятой доли того, что могла бы сыграть, была благодарна судьбе за свое призвание и навсегда осталась в сердце каждого зрителя, хоть раз видевшего ее на экране.
