Отец начал работать в Щелково, ему там выделили трехкомнатную квартиру. Подмосковные городки тогда представляли собой страшное и убогое зрелище. Пить и курить я начал поздно, где-то в классе девятом. Мы пили, прячась по подъездам, дешевый портвейн. Впереди ожидало беспросветное будущее. И только случайность помогла вырваться из окружающей серости.
Спасение мое было в Щелковском Народном театре. Как только переступил его порог, начался новый отсчет жизни, будущее приобрело смысл, краски и цели. Театр был популярным, вскоре юного артиста стали узнавать на улице, а в шестнадцать лет это немало значит. Однажды я даже читал стихи на местном щелковском радио, мне потом в бухгалтерии выдали зарплату — двести одиннадцать рублей.
Благодаря театру два последних года в ненавистной школе пролетели незаметно. Я получил аттестат со всеми тройками, среди них сияла одна пятерка — по пению. Но это абсолютно не расстраивало: будущую звезду ждут не дождутся на подмостках сцены какого-нибудь прославленного театра.
Я очень хотел стать артистом, но, увы, больше никто в мире этого не хотел. К моему удивлению, ни в один театральный вуз меня не приняли. И все из-за «нестандартной» внешности. Это был страшный удар по самолюбию, а взрослую-то жизнь начинать надо. И я пошел работать слесарем на завод контрольно-измерительных приборов. Ну как тут не впасть в отчаяние? А папа был доволен: на заводе из сына наконец выбьют дурь. Он изо всех сил старался искоренить мою страсть к лицедейству. Считал, что мужику надо уметь гайку прикрутить, а не «гримасничать на потеху людям».
Помню, как в детстве мы ходили в гости. Тогда в хрущевках было модно в дверных проемах вешать занавески, а для меня это была готовая сцена. Я распахивал занавес и объявлял: «Выступает Валерий Гаркалин!» Даже маленькую сестру привлекал к представлению. Когда отцу это надоедало, он, оторвавшись от застолья, сурово приказывал: «Валера, антракт!» Я уходил в темную комнату и рыдал.
Слово «антракт» до сих пор вызывает у меня противоречивые чувства: с одной стороны — это отдых, а с другой — повод поплакать. И даже когда я стал известным актером, папа никогда в жизни не похвалил за успехи. Но после его смерти сестра нашла в ящике стола пухлую папку с газетными статьями, посвященными мне. Он втайне от всех собирал архив, при этом продолжая презирать актерскую профессию. И только тогда я понял, как папа любил меня...
