Мы — я, Васильева, Армен Джигарханян, Наташа Гундарева — стали пионерами антрепризы. Слава обо мне шла дурная. Выражение «Ты что, хочешь быть как Гаркалин?» стало нарицательным. Мы с Таней исколесили с представлениями много стран. Она в заграничных поездках всегда помогала выбирать подарки Кате. Тесно дружил с ее последним мужем Жорой Мартиросяном. Но когда они разошлись, я взял сторону Тани. Она обо мне заботилась. Всегда — в поезде, в самолете — доставала приготовленные дома бутерброды и кормила меня. Не давала выпить лишнего. Сколько часов мы провели вместе в поездах, которые мчали нас на гастроли! Как любит говорить Васильева: «У Валеры есть слабое место — проводницы». Я их называл «дежурными».
Один раз мы ехали с Таней в каком-то страшном поезде. Стояла невыносимая жара. «Дежурная» с раскосыми глазами стояла у печи и все время подбрасывала туда уголь. Я устроил за ней слежку: как только она брала в руки лопату, выскакивал из купе и отбирал у нее это орудие пытки, страшно матерясь при этом. Отгонял, размахивая лопатой, от топки.
Помню, однажды мы с Васильевой играли антрепризный спектакль в северном городишке. День милиции, в зале сидели пьяные милиционеры и их нетрезвые жены. Одна зрительница, шатаясь, ходила перед сценой и громко звала мужа: «Вань! Вань, ты где?» В зале стоял шум, там шла своя жизнь. На нас, артистов, никто не обращал внимания. Таня возмущенно шептала:
— Какой кошмар! Сейчас уйду со сцены!
Я ее успокаивал:
— Нам надо доиграть, перестань...
В 1994-м мне прислали сценарий со странным названием «Ширли-мырли». Начались пробы на главную роль. В процессе узнал, что режиссер Владимир Меньшов пробовал на Васю Кроликова чуть ли не всех молодых артистов страны, даже себя. Долго мучили, все никак не утверждали. Меньшов и во время работы, казалось, был недоволен моей игрой. Как ни посмотрю на него после съемок сцены, он все глаза прячет. Это обижало, я нервничал, Катя успокаивала: «Думаешь, что неподражаемый? Тебе безумно повезло, ты попал в компанию с великими актерами. Учись у них».
Однако я все никак не мог успокоиться. Как-то в гримерке пожаловался Инне Чуриковой:
— Меньшов меня не любит, наверное, уйду из картины.
Она вдруг резко прервала мои стенания:
— Что ты слюни на кулак наматываешь? Прямо сейчас подойди и скажи ему в лицо все, что думаешь, как мужчина мужчине!