Летом после первого курса взялся перечитывать «Преступление и наказание» — искал отрывки, чтобы предложить для постановки педагогу по актерскому мастерству. Остановился на паре диалогов Раскольникова и Порфирия Петровича, выбрав для себя роль второго. По характеру, складу ума, мотивам поступков пристав следственных дел был мне гораздо интереснее, чем студент, укокошивший старушку-процентщицу.
Честно говоря, немного переживал, что мой выбор героя может показаться педагогу странным. Ведь у Достоевского Порфирий Петрович — абсолютно водевильный персонаж: рост ниже среднего, полный, с брюшком, имеющий в наружности «даже что-то бабье», говорящий про себя: «У меня и фигура уж так самим богом устроена, что только комические мысли в других возбуждает...»
Вернувшись с каникул, на первое занятие по актерскому мастерству шел с мыслью: «Сейчас поделюсь с Лифановым своей идеей», но Григорий Алексеевич меня опередил. Сказал: «Петр, в отрывке из «Преступления и наказания» хочу предложить вам роль Порфирия Петровича. Как вы на это смотрите?» Редкий (а то и единственный) случай, когда моя интуиция сработала не на сто, а на двести процентов!
Вы замечали, что одно упоминание о Порфирии Петровиче заставляет всех встрепенуться и начать оглядываться по сторонам? Кто произнес имя героя Достоевского, почему, в какой связи? Для актеров подобные образы — подарок, навсегда оставляющий след. Вот и я мыслями часто возвращаюсь к приставу следственных дел из романа Достоевского. А недавно в актерской компании — не помню, с чего и как, — случился разговор об этом удивительном персонаже, и все сошлись на том, что из Порфирия Петровича, ставшего прародителем всех наших литературных и киношных следователей, легко сделать супергероя. Как Гай Ричи сделал из Шерлока Холмса.
— До ВГИКа у вас за плечами уже был серьезный студенческий опыт — пять лет в гуманитарных вузах. Это как-то облегчало учебу и вообще жизнь?
— Первый курс мне дался очень тяжело. Начав курить еще в музучилище, я никогда это дело не бросал, но в первый вгиковский год был настолько сосредоточен на учебе, этюдах, постановках отрывков, что о тяге к сигарете даже не вспоминал. Тащишься в общежитие абсолютно выжатым, по дороге заглядываешь в магазин и стремясь хоть чем-то себя порадовать, покупаешь глазированные сырки. В общаге заглатываешь их живьем и валишься спать.
Ситуация повторяется и сейчас, когда две недели снимаюсь без выходных, проводя на площадке по двенадцать — пятнадцать часов в сутки. Приплетаюсь в гостиницу без сил, заказываю самую большую пиццу, уминаю ее — и спать, спать, спать... Правильно говорят: «Еда — первая форма любви». Откроюсь: как люблю работать, так люблю и бездельничать, как люблю хорошо выглядеть и держать себя в форме, так же люблю и безответственно наесться. Вот такая я противоречивая натура.
