В отличие от тех, кто штурмовал училище не первый год, ничего не боялась, была спокойной и расслабленной. Твердое убеждение, что жизнь не закончится, если меня отвергнут, что стану тогда авиаинженером, помогло. Меня приняли, подружка, увы, провалилась. Дала телеграмму родителям в Великие Луки: «Поступила в театральное училище, приезжаю». Встречали на вокзале всей семьей, на лицах было написано удивление, как на картине «Не ждали».
— Как родители приняли новость, что дочь станет артисткой?
— Ко всем событиям моей жизни они относились с большой деликатностью, хотя папа был человеком горячим. Он и в адрес моих мужей не позволял себе ни единого высказывания, говорил только: «Решай сама, милочек, если он тебе нравится». Мама тоже не стала драматизировать ситуацию: «Ну что, детка, поучишься в театральном, не понравится — поступишь в МАИ».
Тогда бытовала пословица: «Вход в кино — тридцать копеек, а выхода из него нет». Она была справедлива и в отношении актерской профессии. А мое в ней будущее оказалось под большим сомнением. После зачисления вызвала заместитель ректора Воловикова, поставила перед собой:
— Скажите «мама».
— Мама, — пискнула я, у меня был тогда очень высокий голос.
— Опустите голос, — потребовала ученая дама.
У меня, что называется, вспотели мозги: как можно опустить собственный голос? К тому же я сильно цокала и дзякала, так как семь лет мы прожили в Тбилиси, где служил папа-военный. Мне выдвинули условие: если не исправлю речь, не избавлюсь от грузинского акцента, придется уйти. И я все исправила. Но мои замечательные педагоги Вера Константиновна Львова и Леонид Моисеевич Шихматов продолжали ставить мне твердую тройку по мастерству. Я сникла и собралась уходить. Ректор «Щуки» Борис Евгеньевич Захава, прослышав об этом, вызвал к себе:
— Душечка, вы это сами решили?
