Догнав, спрашиваю:
— Олежка, ты к нам?
— Да вот вызвали — Костя ногу, что ли, сильно повредил. Согласился, а сам не помню ни хрена. Ехал сейчас, пытался хоть что-то из памяти вытащить — бесполезно.
— Ну ничего — ногами на сцене вспомнишь.
— Так весь же состав поменялся, я многих актеров в лицо не знаю: кто кого играет? Хотя бы одну репетицию дали, по мизансценам прошлись. Слушай, — вдруг оживляется собеседник, когда приближаемся к рюмочной возле театра, — давай зайдем, примем хоть по пятьдесят граммов коньячку.
Я машу руками:
— И не уговаривай! Грех на душу брать не буду! Я тебя знаю — на пятидесяти не остановишься, а меня потом из театра выгонят. Сам не пойду и тебе не советую.
— Ну ладно, — вздыхает Олег, и мы вместе направляемся к служебному входу «Современника».
Отыграли первый акт. Вхожу в комнату отдыха, а там Даль — совершенно разбитый, измотанный, будто сутки снопы вязал. Поднимает на меня глаза:
— Что ж ты наделал-то?!
— Я наделал?!
— Видел, как действие шло? Я же всех в свой ритм затянул. Вспоминал на ходу реплики, пытался сориентироваться в мизансценах и понять, кто кого играет. Да за такую работу актера надо поганой метлой гнать из театра!
— Не знаю. Наша с тобой сцена, по-моему, прошла гениально.
При виде моей расстроенной физиономии Даль улыбнулся:
— Ладно, не переживай. Я уже попросил — сейчас принесут. Второй акт так плохо играть не буду.
Принял немного — и закончил спектакль как прежде блистательно. Играл «Двенадцатую ночь» еще несколько раз — пока Костя не вылечил ногу. Я ему ничего не подносил, вместе не пил, но судя по бешеному ритму спектакля, который задавал Даленок, он каждый раз позволял себе небольшой допинг.
Мне кажется, свою любовь к Дорошиной Даль пронес через всю жизнь. Вскоре после его смерти Нина рассказала мне об их последней встрече: «Неожиданно звонок в дверь. Открываю — Олег! Позвала его в дом, посидели, хорошо поговорили. Потом Даль подошел к окну, показал в сторону Ваганьковского кладбища и сказал: «Там я скоро буду лежать, и ты будешь видеть меня из своего окна...»
Спустя короткое время пришло известие, что Олега не стало. Он умер от внезапной остановки сердца в гостинице «Студийная» в Киеве, куда приехал на пробы. Даль не дожил три месяца до сорокалетия и был похоронен на Ваганьковском...
При всей легкости характера, полной бытовой непритязательности во время гастролей и чесов с концертами по захолустью цену себе как актрисе Дорошина знала. При распределении персонажей в пьесе Розова «В день свадьбы» Волчек отдала роль Майи ей и Людмиле Гурченко, которую незадолго до этого сама Нина и привела в театр. Узнав, что будет играть Майку не одна, а в очередь, Нинок сразу «занемогла»: «Люся, ты давай репетируй пока. Я что-то себя плохо чувствую, заболеваю, наверное, — завтра пойду в поликлинику».
