Честно говоря, не ждала, что Юра девять месяцев будет сидеть рядом и давить мне соки, бегать ночью за солеными огурцами в магазин. Но он так трогательно за мной ухаживал! У него был плотный график, и если не получалось быть рядом, просил друзей присматривать. Мы постоянно оставались на связи. Фания Акрамовна с младшей дочкой Наташей собрали приданое. Все было такое красивое, маленькое, в кружевах. Я решила поехать рожать к родителям в Берлин, Юра не возражал. Было бы глупо в 1997 году не воспользоваться такой возможностью.
Федя родился в сентябре. Когда он появился на свет, у меня было ощущение, будто бы я встретилась с кем-то, кого никогда не видела, но очень хорошо знала. Имя сыну мы выбрали вместе: Федя и Петя хорошо рифмуются. Мне всегда нравилось имя Федор, потом прочитала, что оно переводится как «Божий дар». И сын полностью подтверждает его. Помню, как ждала, когда же он заплачет, чтобы взять на ручки, убаюкать. Но Федька плакал очень редко. Зато все время улыбался.
Как настоящий джигит, Юра на рождение сына подарил мне железного коня — хорошенькую красную «шкоду». Бант, говорит, на крышу хотел привязать, но не успел.
Пока Федя был маленьким, полностью на него переключилась: «Вот она, настоящая жизнь — материнство!» Мы с Юрой решили, что я с малышом поживу у родителей. У Шевчука был совершенно неустроенный быт. Заботливая сестра Наташа, правда, подарила ему кровать, так что он уже не спал на книжках. Но больше никакой мебели. А в Москве жить одной с ребенком не хотелось, да и дедушка с бабушкой от себя не отпускали. И хотя мы наплевательски относились к регистрации брака, но в отношении сына Юра был серьезен. Он специально приехал в Берлин, мы пошли в ратушу и оформили свидетельство о рождении. Долго думали, какую давать фамилию. И Юра сказал: «Откуда мы знаем, где он будет жить, в какой стране? Как он будет Шевчуком? По-немецки получается много согласных». И мы записали сына Полтевым. Сейчас Федя хочет взять отцовскую фамилию. Считаю, что это правильно...
Юра, приезжая проведать сына, восхищался, что в Берлине чистый воздух и он может спокойно с коляской гулять по улице. Ему нравилась Федина комната, классическая музыка, которая там тихо звучала. Вздыхал: «Я бы тоже хотел такое детство!»
Когда сыну было пять лет, Юра стал входить в настоящую славу и я испугалась за Федора. Хотела, чтобы он рос свободным, чтобы смог себя раскрыть, а его неизбежно стали бы сравнивать со знаменитым отцом. Ребенку тяжело жить с грузом родительской известности. И возникла мысль: «А останусь-ка я, пока Федя маленький, в Германии». «Пока» тут ключевое слово, но ситуация затянулась.
