Жили мы в хрущевке, впятером на двадцати четырех метрах — вскоре родилась сестра. С братом у нас разница в пять лет. Он рос совершенно свободным ребенком, но был в нем какой-то гипертрофированный эгоизм. Когда трехлетнему Никите нравилась игрушка в магазине, пусть и очень дорогая, он требовал купить ее немедленно. Если у мамы не оказывалось таких денег, Никита с криком «Хочу, и все!» падал на пол и начинал биться в истерике. Никакие уговоры не действовали. Страшная картина: сын на глазах синеет, на губах появляется пена. Мама водила брата к невропатологу. Тот прописывал капельки, советовал успокаивать, используя педагогические методики. Но ничего не помогало — все повторялось снова и снова. От капризов Никиту вылечил совсем непедагогический метод.
Однажды нас на лето отправили к дяде и тете в Житомир. Как всегда, Никита что-то стал требовать. Получив отказ, упал на спину и зашелся в крике. Дядя снял ремень и, перевернув Никиту на живот, раза два жахнул его по заднице. Тот, удивленно охнув, затих. «Припадков» больше не было, хотя фраза «Хочу, и все!» в голове осталась...
Никита с детства любил находиться в центре внимания, и для этого все средства были хороши. Наша мама собирала юбилейные рубли. Хранила их в кувшине, который стоял в серванте. Каждый месяц высыпала монеты на стол, пересчитывала и записывала, на сколько штук увеличилась ее коллекция. Однажды десяти рублей не хватило. «Сереж, ничего не понимаю! Два раза считала...» — сказала она мне. Я пожал плечами, но вдруг вспомнил, что уже третью неделю наш двор ест пирожки, мороженое, у всех пацанов появились ножики. И новенький футбольный мяч Никита с друзьями гоняет. Я взял брата за шкирку и сильно тряхнул. Он признался, что таскал деньги у матери. Но делал это не для себя, а для друзей.
Он очень любил дразнить, доставать кого-нибудь. Я всегда за него заступался, не позволял во дворе обижать брата, но если Никита был неправ — получал от меня подзатыльник. Мама говорила:
