Оба постоянно были в разъездах, что нехорошо для семьи. Прожили мы вместе шесть лет, хотя это «вместе» очень условное. История с изменами мужа меня серьезно надломила. Но — дело давнее. Расходились друзьями и после нормально общались. Так и нужно, особенно когда есть общие дети. Сейчас у Руслана проблема, которая нередко настигает людей творческих и не лишенных темперамента, — алкоголь. Интернациональная штука. Но думаю, он справится. Такая история.
А тогда я довольно быстро встретила своего второго мужа. Сумасшедше влюбилась, тут же снова забеременела.... В США отправилась на шестом месяце.
— Отчаянная узбекская женщина! А почему вообще вы, знаменитая в стране семья, люди, которым так легко все давалось, решили эмигрировать?
— Да вот не очень легко давалось-то... Я знаю узбекский язык, но никогда на нем не разговаривала. Папа тоже знал, хотя был бухарским евреем. В семье общались на русском. А Узбекистан на каком-то этапе стал другим. Мне хотелось петь по-английски, но какое там! И русский принимать перестали. Менялись даже вывески магазинов. Доходило до смешного: для названия обычных предметов приходилось придумывать новые слова, потому что в узбекском языке их просто не существовало! Кастрюля, например, называлась именно так, то есть по-русски. В узбекском хозяйстве кастрюль изначально не было, поэтому и слова, их обозначающего, тоже. Вот и начали узбеки массу времени отдавать придумыванию новых слов.
С одной стороны, происходящее вызывало смех, с другой — было грустно, конечно. Плюс началась какая-то неумолимая и беспощадная исламизация. Раньше-то религия существовала отдельно от гражданской жизни. А я в таких условиях посмела быть революционеркой: кажется, первой вышла на сцену в шортах. Шок! Еще и покрасилась в блондинку. Ребята, работавшие у меня, танцевали в стиле вог, и это с лету записали в гомосексуальные отклонения. Были неприятности, хотя народу, в принципе, нравилось.
