Однажды, я был еще мальчишкой, мама спросила: «Вот если бы я вдруг решила выйти замуж, кого бы ты хотел, чтобы выбрала? — Я назвал имя. Мама удивилась и расстроилась: — Он же бабник!..» Думаю, мама надеялась, что я скажу: «Рязанов».
Мать и отец познакомились и поженились, когда учились во ВГИКе. Она — на киноведческом факультете, он — на режиссерском, в мастерской Григория Александрова. Выйдя замуж, мать не стала менять свою фамилию — Зеличенко. Скуйбиной, по мужу, она стала намного позже. Говорят, что студенческий брак недолговечен, но союз родителей судьба проверила на прочность жестко и с однозначным результатом.
Родные отца из смоленской деревни, до войны там было много Скуйбиных. Его папа Николай Дмитриевич — военный, в войска был направлен после автодорожного института, и отец вырос в Монголии, где дед служил. В детстве я играл со статуэтками будд из темной бронзы — в Монголии закрывали дацаны, бронзовые фигурки вагонами везли на переплавку, и отец утащил несколько штук. Потом будды исчезли — мать продала их в трудный момент.
Оканчивал школу отец уже в Москве, под присмотром родственников — дед теперь служил в Германии. Николай Дмитриевич вспоминал, как отец из его трофейного пистолета расстрелял фонарь за окном, мешавший ему спать. Был большой переполох, пистолет и прочие трофеи срочно утопили в Яузе. Уцелел только кинжал — «свинокол», переточенный из штыка от японской винтовки «Арисака». Он хранится сейчас вместе с орденами Николая Дмитриевича — советскими и монгольскими — подальше от моего внука.
Еще, к изумлению соседей, Скуйбины привезли из Монголии несколько ящиков книг. Я никогда не видел отца без книги, книга всегда была рядом. После школы он поступил в «Щепку» на актерский, затем параллельно — в МГУ на искусствоведческий и только потом пришел во ВГИК. По семейным рассказам, у него была репутация денди (бабушка хорошо шила) и эрудита.
Родители матери — с Украины, точнее — дед из Харькова, а его будущая жена вместе с родственниками перебралась на Украину из Лодзи, от акцента она так никогда и не избавилась. Кроме нее из их большой семьи после войны уцелела лишь младшая сестра — остальные погибли в Курске во время оккупации. Дед в молодости работал в какой-то смешанной немецко-советской фирме. Во второй половине тридцатых стало ясно, что этот эпизод может ему дорого обойтись, и дед, уйдя из наркомата водного транспорта, перебрался в Ухту, скрывшись с глаз «доброжелателей» на каком-то незначительном посту: рядом с Ухтпечлагом было куда безопаснее, чем в Москве. Бабушка, недоучившаяся медичка, работала в лагерной аптеке, это была важная должность. Сохранился ее портрет, написанный «крепостным живописцем». Там она в роскошных мехах, которых в ее жизни никогда не было...
