Сейчас папа говорит в интервью, будто мама настраивала после их развода нас с братом против него. Ложь. Кто угодно может подтвердить — бабушка, друзья нашей семьи, — что, наоборот, она буквально внушала нам с Димой: «Отец вас очень любит!»
Это я с годами стала подозревать: что-то здесь не так, не такой должна быть отцовская любовь. Любой наш с ним разговор перерастает в крики и упреки. И толстая я, и учусь хуже некуда. Каждый раз, когда раздавался звонок от папы, у меня холодело внутри и начинали трястись руки, понимала: снова будет орать. Страшно боюсь криков. Если мой парень когда-нибудь повысит на меня голос, это будет наш последний день вместе. Не потерплю. Отец орал на меня всю жизнь. Наверное, были светлые моменты, но их настолько мало... Зато обид — с горкой.
Вспоминается, как папа и Валерия взяли нас с Димой отдыхать в Дубай. В этой поездке была и мама Валерии Галина Николаевна. Я стащила у нее губную помаду и рисовала на окне сердечки. Меня поймали, отругали. Отец бросился звонить маме и орал в трубку, меча гром и молнии, что ее дочь воровка и она не научила меня, что нельзя брать чужое! Мама только и смогла ответить: «Ребенку всего семь лет, неужели Аня никогда не брала у Леры помаду?»
Другая история: отец взял меня и Лизу в Италию. Побывали на экскурсии, едем в гостиницу, и он спрашивает:
— Что за картина висит на центральной улице города Винчи? — А я устала, хотела спать. Он наседает: — Ну, что за картина?! — Дает подсказку: — Мо...
— Мо, — сонно отзываюсь я.
— Мо-на... — помогает отец.
Он хотел услышать «Мона Лиза». Но я не среагировала. И начался ор. Я сжалась, заплакала, а он все кричит и кричит, какая дочь тупая. И это отцовская любовь?!
Когда пыталась рассказывать ему о проблемах с одноклассниками — реакция была всегда одна: значит, сама виновата. Не говорю, что отец тиран и деспот. Но не могу понять такого к себе отношения — ведь к детям Валерии он относится иначе. Да и к Лизе тоже.
Маме я всегда могла высказать свое мнение: «Мне кажется, тебе это платье не очень идет», «Тут ты, по-моему, не совсем права». Папе слово поперек скажешь — сразу в крик, мол, ты кто такая, чтобы меня лечить?!
— А как на придирки отца в твой адрес реагировала Валерия?
— Иногда осторожно заступалась, если совсем уж перегибал палку. Но я видела ее равнодушные глаза, думаю, по большому счету Валерии все равно. Но так хочется верить, что я неправа и на самом деле она переживает за нас. Хотя наши отношения нельзя назвать семьей. Сейчас Валерия говорит, что Дана не стремилась к общению. А с чего я должна это делать, если никогда не чувствовала их интереса к себе, разве желание общаться не должно быть обоюдным?
