Забегая вперед, скажу, что после смерти бабушки отец хотел забрать Герасима Васильевича к себе в Москву. Но дед поселился в Волгограде у младшего сына Василия. Папа был уверен, что с нами дедушка прожил бы куда дольше. Родители ездили на похороны, но даже на поминки не остались. Отец до конца жизни жалел, что родственники не разрешили ему взять на память ни одной из церковных книг, которые дед сохранил после разрушения местного храма.
Отношения между братьями прервались. Я в этот скандал не вмешивалась: отец не терпел, когда влезали в его дела. А мама папу поддержала. Кстати, дедушка относился к ней очень уважительно. Он выращивал фрукты, дыни, арбузы, тыквы. Но сорвать грушу или яблоко можно было только по высочайшему позволению и не раньше конца августа. Исключение делалось лишь для мамы. Со всеми строгий, в невестке дед души не чаял. Возможно, чувствовал родственную душу: ту же деятельную натуру и несгибаемый характер.
Моя мама Юлия Александровна наполовину немка. Девичья фамилия бабушки — Готгольд. А дед родился с императорской фамилией Романов, которую уже после революции во избежание проблем сменил на Фридман. Он занимал высокий пост начальника Закавказской железной дороги. В 1937-м попал под арест, в тюрьме почти сразу умер, так что семьи репрессии не коснулись. В 1947-м, окончив театральный институт, мама получила распределение в Сталинградский драматический театр, где уже два года работал Иван Лапиков. Девочкой я ее часто расспрашивала:
— А ты в папу как в сказке влюбилась — с самого первого взгляда?
Мама сантиментов не любила:
— Не было между нами ничего сказочного! Вечером того дня, когда в Сталинград приехала, я побежала на спектакль: посмотреть, с кем предстоит на одной сцене работать. Ваня играл крошечную роль, но из всех артистов только он понравился. Живой. Настоящий.
Заметить она его заметила, но хвостом тем не менее повертела. Мнения о себе мама была высокого и жила по принципу: «Я — красавица! Пропади все пропадом!» Женихов вокруг вилось предостаточно, отец ее года три обхаживал. Он уже выбрал маму в жены и действовал с крестьянской настойчивостью.
Артисты часто ездили на длительные гастроли по волгоградским степям на специальном поезде. В нем и жили. Папа поднимался чуть ли не в четыре утра и мчался на местный рынок за маминым любимым варенцом — сливками, томленными в русской печке. А еще собирал для нее полевую землянику. Мужчины-актеры приходили кадриться в женский вагон с гармошками и гитарами, устраивали целые представления. Папа, который в юности участвовал в самодеятельном струнном оркестре, играл для мамы на балалайке.
