Женщина рассказала, что живет с маленькой дочкой в Одессе. После развода муж выгнал их на улицу, выписал из квартиры. Идти и ехать им некуда. Визитерше купили билет на поезд до Одессы, а первому секретарю Одесского обкома партии Леонид Ильич лично дал распоряжение решить вопрос с жильем. Через несколько дней ему доложили: «пловчиха» с дочкой получили и квартиру, и прописку.
Я тоже многим обязан Брежневу. Например тем, что в сорок лет не остался инвалидом или того хуже — не отдал богу душу. Обширный инфаркт у меня случился в ночь с пятницы на субботу. «Скорая» увезла в больницу № 36. Лежу в реанимации и по обрывкам разговоров врачей, по тому, как нарастает боль, понимаю: шансов выкарабкаться немного. Вдруг в палату входят два амбала в белых халатах:
— Мусаэльяна перевозим в другую больницу.
Врач реанимации — женщина в солидном возрасте и весе — загораживает собой мою кровать:
— Его нельзя трогать! Он нетранспортабелен!
— У нас приказ! — отвечают амбалы, вежливо, но решительно отодвигая доктора в сторону. Кладут меня на носилки и несут к припаркованному возле больницы огромному черному ЗИЛу. Снаружи он похож на катафалк, и последнее, что вижу перед тем, как закрываются дверцы, — полные ужаса глаза мамы. В салоне меня подключают к каким-то приборам и, оглашая московские улицы сиреной, везут в «Кремлевку».
Как только Брежнев узнал, что со мной приключилось, тут же позвонил начальнику Четвертого медицинского управления академику Чазову, а тот немедля отправил в 36-ю больницу реанимобиль.
В отделении интенсивной кардиологии пришлось пролежать семьдесят дней, потом еще месяц восстанавливаться в санатории имени Герцена. В последние дни я уже просто изнывал без работы. Но когда, выписавшись, доложил Леониду Ильичу, что готов приступить к обязанностям, он меня окоротил: «Сначала поедем на море. У меня как раз тоже несколько свободных дней образовалось. Плавать тебе пока рановато, но свежим воздухом подышишь, фруктов поешь. Это ж не дело: в сорок один год — и обширный инфаркт! Поберечься бы тебе, Володя, надо».
В моем архиве есть подаренный польскими коллегами снимок, на котором запечатлен момент, когда уже я выступаю спасителем генерального. Дело было в Польше, во время возложения цветов к памятнику советским воинам-освободителям. Несшие венок офицеры поднимались по ступенькам, а Брежнев вдруг решил их опередить, запрыгнув на высокий парапет. Наверху не удержал равновесие и стал заваливаться назад. Еще мгновение — рухнул бы спиной и головой на мраморные плиты. Я был ближе всех и, бросившись к генсеку, успел жестко схватить его за локоть. Встав крепко на ноги, Брежнев резко вырвал руку: «Мне же больно!» После церемонии ко мне подошел Рябенко: «У меня внутри все оборвалось, когда понял: ни я, ни ребята не успеем его подхватить. Ты спас всех — и генерального, и нас».
