Я пытался нарисовать портрет полководца: что был он отец-командир, скакал на горячем коне, в общем — пересказал все подряд, начиная с фильма о Чапаеве и заканчивая картиной «Кутузов». В финале один из преподавателей прошипел:
— Последний раз спрашиваю, каким был Кутузов?!
Я зажал один глаз ладонью и воскликнул:
— Вот таким!
Меня выдворили из аудитории, но в итоге поставили три. Потом узнал, что у полководца был поврежден не тот глаз, который я показал.
На этюдах же меня попросили изобразить корову. Сразу уточнил: какого направления — молочного или мясного? Комиссия прыснула. Все, что бы ни выделывал после этого, уже было смешно! И скрипка пригодилась, что-то я там играл. В итоге был принят в институт, начал учиться. К 1987 году мне уже исполнилось восемнадцать лет, и после второго курса меня призвали в армию.
— Но актеры же служат в «специальных» частях. Поют, танцуют, а вы зачем в десантники пошли?
— Папа настаивал, чтобы я пошел в кавалерийский полк под Москвой или в ансамбль песни и пляски. Но мне было стыдно. Очень хотел служить Родине, защищать ее. Хотел быть интернационалистом. Написал заявление в Афганистан и в итоге попал в разведывательный батальон. Случилось так, что нас отправили в Польшу, дальше — в Германию. В Германии я был зачислен в разведывательно-десантную роту, во взвод, где служить было тяжелее всего. Взводов было три: два десантно-штурмовых и третий — ВСР, то есть взвод спецразведки.
Испытаний хватало. Особенно это касалось прыжков с парашютом. Иногда в полете возникал «перехлест»: когда стропа неправильно вышла и протянулась через купол. Люди калечились при приземлении. Потому что несешься со скоростью пять метров в секунду и сначала падает грузовой контейнер в тридцать килограммов, который висит под тобой на шнуре, а потом — ты. Один раз я травмировал ногу. В общем, быть диверсантом — задача не из легких. Тем не менее дослужился до старшего сержанта и был заместителем командира взвода спецразведки.
Заканчивал службу в 1989 году, тогда в Германии было не совсем спокойно, поскольку страна освобождалась от советской «оккупации». Немцы похлопывали нас по плечу днем, когда мы им помогали: тушили пожары, людей спасали. Ночью же они нас любить переставали. Хотя и адекватные люди тоже попадались. Однажды у меня отлетела бляха от ремня, и местный мастер, немец, ее залудил. Я в благодарность подарил ему зажигалку, а он угостил меня лимонадом.
Многое на службе зависело от офицеров, слава богу, с ними нам повезло. Мой командир роты Юрий Волков и сейчас служит в пограничных войсках в Белоруссии. Мы нашли друг друга и иногда созваниваемся.
