Репетировать фотографию, маленький сюжет? Казалось: принял позу, сделал взгляд — и все.
— Где у вас зеркало? Мне надо пару минут побыть одной.
Она ушла и через несколько минут «репетиции» вернулась чуть сгорбившись, немного шаркающей походкой. Села. Мне стало ее жалко. У нее тряслись руки. Видно было, что ей необходимо принять дозу. Посмотрела на меня, явно не узнавая. Глаза в кучу, щель вместо рта, крючковатый нос, колтун черных, давно нечесаных волос. Она тяжело облокотилась на стол. Подперла худыми руками осунувшееся лицо. И уставилась в пустоту, в себя, внутрь, в свои зеленые, абсентные, разъедающие мозг галлюцинации. Будто внутри включили какие-то видимые только ей картинки.
— Снимайте, — хрипло сказала она.
Казалось, ей сейчас понадобится медицинская помощь. Размытый взгляд в никуда, неслышное дыхание... Стало не по себе.
Сняла буквально с одного дубля, настолько все было страшно и «в десятку».
С остальными работами было то же самое: она уходила в комнату и, проживая там чью-то чужую мимолетную жизнь, возвращалась то английской королевой, то лотрековской кокоткой, то легендарной гордой Юдифью с головой Олоферна. Вернее, головой ассистента Кружкова. Он мучился — не знал, какое выражение лица должно быть у отрубленной головы. «Это ж тоже образ и тоже важно, — говорил он. — Мою голову ведь будет держать сама Гурченко!»
После первых же съемок Людмила Марковна призналась: «Мне здесь нравится. Ты собрала профессионалов. Ты не тратишь ни свое, ни чужое время. Это очень важно. Я это уважаю. Поверь, я всякое в жизни видела. С тобой хорошо работать!»
Видели бы вы в тот момент мою удивленно-улыбающуюся рожу! И, ессессенно, я бросилась ее целовать!
Вскоре после этого братания мы решили посниматься еще. Я получала неимоверный заряд от общения с Людмилой Марковной! Она вся искрилась, видимо, застоялась без работы. Не знаю, как для Гурченко, но для меня это был и остается самый счастливый момент в моей творческой жизни! Ждала ее, как, наверное, ждут прихода самого дорогого человека.
Снова выбрали абсолютно разные работы: «Гладильщицу» Пикассо, «Земляничный мусс» Спирса Раскина, который она раскопала где-то сама — вот уж никогда бы не осмелилась ей такое предложить, и «Поцелуй» золотого Климта.
