Я бывала у нее дома в Трехпрудном. Открывала Гурченко обычно сама или муж, помощниц-приживалок не было — не терпела она у себя незнакомых людей. Дома была просто Люсей — маленькой, сухонькой, в халатике, самой собой, и даже спину можно было не держать, а прилечь на диван, взяв на руки крикливую огрызающуюся собачку. Со вкусом обставленная небольшая квартирка, ампирная мебель карельской березы с черными вставками-вензелями, маленькая кухонька и большая светлая гостиная с высокими окнами — вот ее мир, скрытый от глаз. В ванной — ангелочки, целая коллекция: золоченые мальчики с крылышками в разных позах и так и сяк, и в форме мыла, и игрушками с потолка, и вышитые на полотенцах. На подоконниках в гостиной расставлено ее любимое зеленое урановое стекло, которое играет на солнце и наполняется насыщенным необычным искрящимся цветом.
«Ты знаешь, одно из моих детских воспоминаний: меня привели в гости, а там в вазочке из уранового стекла стояли розовые гвоздики, так было красиво! Запомнила на всю жизнь — такое сочетание розового с зеленым — и стала собирать это стекло. А ангелочки, видела? Сначала подарили одного, потом пошло-поехало! В общем, вся в зеленом стекле и ангелочках!»
Я с удовольствием стала пополнять эти две ее коллекции, а она, узнав, что я собираю подзывные колокольчики, надарила кучу мне. Ее одежда, шляпы, бижутерия тоже стали самыми любимыми экспонатами моего маленького «музея». Всегда ко мне на съемки она приходила с подарками из своего гардероба и подбирала в нашей костюмерной то, что ей было необходимо.
Однажды пришла ко мне на день рождения и увидела среди приглашенных одну молодую артистку. Людмила Марковна подошла ко мне и сказала так, между прочим, что выбирать друзей — это очень важно в жизни, и нельзя абы кого подпускать к себе так близко, и показала глазами на нее. Наверное, знала, о чем говорила: «Ты меня удивила. Так нельзя. Ближний круг — это очень важно. Ты должна быть уверена в каждом».
В ее ближний круг, думаю, входил один Сережа, который был ее мужем, продюсером, отцом, ребенком, партнером, в общем, стеной. И две мелкие собачки, которые по природе своей никогда бы Людмилу Марковну не предали.
Она ушла зимой. Незадолго до смерти сломала ногу, поскользнувшись у подъезда, когда выгуливала собачек. Ходила на костылях. И вдруг: «Папа, мне очень больно! — она так называла мужа. — Папа, почему мне так больно?»
«Скорая» не успела к ней живой.
Все.
Так закончился один из самых прекрасных и трагичных фильмов двадцатого столетия.
Отрывок из книги Е. Рождественской «Жили-были, ели-пили... Семейные истории».
