Как мы дошли до всего этого, мама? Мы — православные люди, и мы — Шукшины, а это ко многому обязывает. Ах, если бы отец был жив! Ничего подобного с нами бы не случилось.
«Хватит сопли жевать! Думаешь, такой умный?! Да я возьму тебя за ж... и выкину отсюда! Хочешь, чтобы у тебя наркоту нашли в кармане? Хочешь, чтоб вообще на пятерку закатали? Если твоя мама сдает комнаты, где договор о найме? Где оплаченные квитанции за коммуналку?» — вот с такими речами, сдобренными «пип-сленгом», двое незнакомых мужчин выкинули Василия Шукшина-младшего за порог квартиры, принадлежавшей когда-то его знаменитому деду.
И все это на глазах молчавшей Лидии Федосеевой-Шукшиной, Васиной бабушки.
Как же так... мама?.. Если бы можно было передать на письме мою онемелость, невозможность найти слова — до заикания! Ведь это — внук твой, а я, его мать, я же... — дочь твоя!
Вспомни, восемнадцать лет назад, в ночь с восемнадцатого на девятнадцатое декабря 1995 года, на Николу зимнего, в небольшом Истринском роддоме свершалось чудо появления на свет моего сыночка. И через открытую дверь палаты я увидела распростертые белые крылья: «Боже! Да это мама!» Ты неслась по коридору с такой скоростью, что полы накинутого прямо на шубу халата развевались на лету.
И передала врачу малюсенькую иконку святого Серафима Саровского как свое материнское благословение, любовь и молитву. И я не чувствовала уже ни боли, ни страха перед родами. И знала точно: мама со всеми договорится, все пойдет как по маслу — в решении любых вопросов ей мало равных.
Вспомни свою радость, вызванную рождением первого мальчика в семье, ведь вы еще с отцом об этом мечтали, а родились мы с Машей, потом у Маши — Аня. Имя моего сына было очевидным. А поскольку я своей жизнью распорядилась так, что и в документах, и в реальности вместо отца у Васи — прочерк, то и с фамилией все было ясно: будет — Вася, Василий Шукшин. И ты сама, мама, выправила внуку свидетельство о рождении, записав в документе святое для меня имя моего отца и свое отчество.
Сын мой стал Николаевич, не зря же на Николу рожден.
Вспомни, мама, когда ты приезжала в монастырь его навестить, как Вася бежал к тебе обниматься с радостным криком: «Бабушка! Бабушка приехала!» И что теперь, когда он приехал к тебе? Вместо объятий — «пошел вон»?
Как же ты могла, мама, позволить сотворить такое? Нет, даже опуская юридические формальности, по которым половина этой квартиры — моя, не в этом суть. Разве мыслимо лишать внука отчего дома?! Мне и так беспокойно было за него, едва вышедшего из-под монастырского крова, делавшего первые шаги в незнакомом ему жестком мире. А тем более в Москву отпускать, в этот Вавилон, чужой для него, но как для любого юноши — привлекательный.
Утешала себя тем, что под крыло родной бабушки едет. Между тобой и мной уже тогда выросла стена отчуждения, но с Васей-то вы общались, и ты сама его пригласила, предложила помочь с поступлением во ВГИК.
В тот момент я читала письма святителя Феофана Затворника, а там сказано: «Бабушка — победоносное слово! Нет для внуков теплее места, как у бабушек, как нет и для бабушек дороже лиц, как хорошие внуки». Ну, думаю, прямое благословение, и отправила сына с легким сердцем. И что вышло? Двух недель Вася у бабушки не прожил.
Может, нехорош оказался? Уж простите меня, грешную, какой получился. Плох или хорош — он ведь плоть от плоти твоей, мама. Кто же восемнадцать лет мешал внести свою лепту в его воспитание?
