Вернулась во двор, спрашиваю:
— Это кто ж до такого додумался?
— Чего орешь? — выдал себя бывший дантист. — Артисту же надо!
— Сейчас этой бутылкой башку тебе расшибу! — пригрозила я, но потом вернула ему бутылку, которую друзья Валеры тут же и распили. У меня есть фотография, где вся эта честная компания собралась вокруг Валеры, а один держит напоказ обложку диска с надписью «Валерий Ободзинский». Мол, смотрите, завидуйте — пьем с артистом!
Случались у него загулы, не спорю, но в остальное время Валера работал: записал несколько новых пластинок, ездил с концертами, участвовал в телепередачах. Когда бы он все это сделал, если б пил беспробудно? Я видела, как блестели его глаза, когда мы записали «Аравийскую песню».
Он попросил звукорежиссера взять начало пониже, тот согласился, а сам оставил все как есть, и Валера чисто взял самые высокие ноты!
Кому-то мои воспоминания покажутся приземленными, излишне бытовыми, но так было... Я стала женой Ободзинского на закате его славы, однако мне удалось продлить творческую жизнь Валеры, снова сделать счастливым — это все, что я смогла ему дать... Очень горько, что Валера ушел так рано. Он непременно вернул бы себе былую популярность.
Врачи утверждают, что причиной смерти стала сердечная недостаточность. Но на сердце он никогда не жаловался. В 1995 году прошел полное медицинское обследование. Я настояла.
— Валерий Владимирович, если будете себя хорошо вести, еще пятьдесят лет проживете, — сказала врач.
— Постараюсь, — ответил Ободзинский, — я ведь еще детей от Анюты хочу.
Кроме кисты в почке, ничего не обнаружили, даже печень оказалась в порядке. Здоровье у Валеры было богатырское. Он ставил в морозилку банки с водой, потом колол лед, сосал его вместо леденцов и очень редко простужался. Кто же тогда мог подумать, что через два года его не станет?!
Когда Валере стало плохо, я вызвала врача. И доктор, и я, и дочка Ободзинского Лера, навестившая нас в тот вечер, убеждали Валеру ехать в больницу. «Не поеду, — уперся он. — Анна, я умру». Я привыкла, что он часто так говорит после очередных весело проведенных дней, чтобы прервать поток моих упреков: «Что ты орешь?!
Я скоро умру!» Вот и в ту ночь он так сказал, а потом добавил: «Ты знай, я тебя люблю».
Это были последние слова, которые мы с Лерой от него услышали. Потом нас сморил сон, а под утро, проснувшись, мы обнаружили, что Валера умер. Ему было всего пятьдесят пять...
Ни первая Валерина жена Нелли, ни ее дочки не поинтересовались, как и на что я хоронила Валеру. Но на кладбище пришли. А вот Лолита очень помогла с организацией похорон. На тот свет Валера отправился по-королевски. Он любил, чтобы все было шикарно.
Из его коллег мне позвонила только Гелена Марцелиевна Великанова:
— Ань, а тебе хоронить-то есть на что? У меня отложено немного денег, я тебе привезу.
— Спасибо, не надо, — ответила я и сделала все сама.
Мне никогда не нравилось отношение к Валере со стороны артистов.
Когда в зале «Россия» проходил сборный концерт, с Валерой, вышедшим из гримерки, не поздоровались ни Кобзон, ни Лещенко. Возвращение любимого народом Ободзинского на эстраду не вызвало восторга у коллег. Может, опасались конкуренции: а вдруг сумеет набрать прежние обороты? Незадолго до смерти Ободзинского Лещенко в интервью вдруг решил прокомментировать Валерину внешность. Мол, артист не должен так плохо выглядеть. Спасибо, Лев Валерьянович, на добром слове. Да, Ободзинский не посещал фитнес-залы и не мог похвастаться стройной фигурой.
Ну и что? Он ведь не солист балета. Кому-нибудь помешала полнота Паваротти или Марио Ланца? Валера никогда не отличался неземной красотой, зато голос его звучал божественно всегда: и в двадцать, и в пятьдесят.
Как бы там ни было, на панихиду в ЦДРИ явились все. Говорили красивые слова. Договорились до того, что фотография Ободзинского в подрамнике упала с жутким грохотом и стекло разлетелось вдребезги. Надоело Валере это слушать...
Из всех своих коллег Ободзинский с теплотой отзывался только о Юре Гуляеве и Муслиме Магомаеве. Но прочной дружбы у него ни с кем не было. Когда было дружить — жизнь-то актерская кочевая. Да и не хотел Валера ни с кем общаться ни до ухода со сцены, ни после возвращения. И от участия в банкетах, которые устраивали после выступлений, отказывался.
Он всегда чувствовал себя неловко на эстрадном Олимпе, среди блестящих и неискренних людей.
Честно говоря, мне кажется, что даже с собственными дочками Анжелой и Лерой ему не особенно хотелось общаться. Может потому, что он их не воспитывал, вот и не возникло душевной близости. Так получилось, что в наш дом привела их я.
Валера ездил к папе в Одессу и остался без паспорта — то ли украли, то ли потерял. Ободзинскому позвонила Нелли Ивановна (он был прописан в той квартире): «Нашли твой паспорт, участковый принес».
После ее звонка прошла неделя, вторая.
