— Да надо бы, — отвечал он из своих райских кущ.
Только когда пошли на пруд возле дома, выяснилось, что одессит Ободзинский не умеет плавать. Оказывается, в детстве он тонул в море и после этого в воду ни ногой. А я ему бассейны предлагала, размечталась.
Вытащить Ободзинского куда-то было крайне сложно. Иногда удавалось уговорить сходить на концерт. Раз пристала к нему с восторгами по поводу Малинина:
— Послушай, как поет.
— Да, мальчик молодец, — согласился он, — голос маленький, но поет с душой.
Долгие годы жизнь Валеры состояла из бесконечных гастролей и концертов, вечерами Ободзинский почти не бывал дома.
И теперь, когда никуда не нужно было идти, ехать, лететь, он наслаждался возможностью поваляться в свое удовольствие, послушать любимых исполнителей: Рэя Чарльза, Лучано Паваротти, Тома Джонса, Стиви Уандера, Хулио Иглесиаса. С интересом смотрел клипы молодых певцов — Майкла Джексона, Мадонны. При этом музыка должна была звучать только в обстановке строжайшей чистоты и порядка.
— Ань, тряпочку дай, — попросит многозначительно.
— Валер, зачем тебе тряпочка?
— А вон там пыль.
Так он давал понять, где я не доглядела.
Под Новый год, как обычно, собралась ставить елку.
— Ты куда так поздно? — всполошился Валера.
— За елкой.
— И я с тобой!
Отстояли очередь, принесли, установили, достали игрушки. И он, взрослый дядя, счастливый как ребенок, бегал вокруг с шариками. Волновался, радовался. Что за чудо? Оказалось, в детстве ему никто никогда елки не наряжал. Он к знакомым ребятам под любым предлогом старался домой заглянуть, чтобы на елочку полюбоваться. А в его семье каждый был занят только собой, тут уж не до елки. Спустя пару лет я сказала: «Валер, что-то жалко мне живые деревца, давай пластмассовое купим».
Мы поехали в «Детский мир» на Лубянку и купили большую искусственную красавицу. Конечно, вид у елки уже не тот, но я до сих пор наряжаю, мы ведь покупали ее вместе с Валерой...
Воспитывала Ободзинского бабушка-дворничиха, которую он называл мамой. Родители развелись. Папа работал в милиции, а мать — в порту. Никто толком ребенком не занимался. Он даже сам себя записал в первый класс. И музыкального образования у Валеры не было, нот не знал.
Нет, он никого не упрекал за свое детство. Фотографию мамы над кроватью повесил. Родителей любил и навещал. Друзей вспоминал с большой теплотой. Не стеснялся рассказывать, как на пляже играл на гитаре и пел, а они в это время тырили кошельки из одежды благодарных слушателей.
На одном из таких импровизированных концертов его заметили супруги Пиковские. Пораженные потрясающими вокальными данными парнишки, они пристроили Валеру в ансамбль «Ритмы большого города», прикрепленный к Томской филармонии. Теперь Ободзинский пел на настоящих сценических площадках и не мог поверить собственному счастью. А в двадцать четыре года Валера был принят в оркестр Олега Лундстрема! Работая там, он познакомился с администратором Павлом Леонидовым, человеком невероятно пробивным, открывшим почти всех вокалистов «Москонцерта», включая Кобзона. Леонидов продавал Ободзинского, который числился тогда артистом Донецкой филармонии, по всей стране. Случалось, у него было по десять сольных концертов в день.
В 1993 году я ездила в Одессу по делам и зашла в гости к Валериному папе.
Он женился второй раз на красавице Людмиле Владимировне. Мы выпили, закусили. После чего он мне говорит: «Давай зубы неси!»
Я принесла вставную челюсть из другой комнаты, он водрузил ее на место, принял артистическую позу и запел Вертинского «Бурный ветер играет терновником». Передо мной выступал настоящий артист. «Вот откуда твой талант», — сказала я по возвращении Валере.
Долго расслабляться я Ободзинскому не позволила. Ведь он сам повторял: «Я могу только петь, даже гвоздь вбить не сумею, обязательно попаду по пальцам». Ко мне он пришел в 1991 году, а уже в январе 1992-го мы стали готовить ему новый репертуар и записывать песни. Без ложной скромности скажу: в том, что Валера вернулся на сцену, — моя заслуга.
