Слышал каждое слово медиков: «Давление падает... Плод мертв... Спасаем пациентку». Началась какая-то суета, потом медсестра зачем-то завязала жене белую ленточку под подбородком. И в ту же секунду в памяти выстрелила фраза, услышанная когда-то от Лены: «Самое жуткое в нашей профессии — подвязывать бинтом челюсть умершего на операционном столе пациента, чтобы она потом не провисла...»
Какое-то время жил как в тумане, а потом все развалилось: страна, армия. Грянул переломный девяносто первый год. Каждый выживал как мог. Даже военные летчики — бывшая «белая кость» армии — месяцами не получали зарплаты и, чтобы прокормить семьи, вынуждены были идти на любой приработок: разгружать вагоны, охранять за копейки имущество нуворишей, заниматься криминалом.
Все то, во что мы некогда верили, обратилось в пыль. Нужно было как-то по-другому устраивать свою жизнь. Я решил попробовать себя в бизнесе.
И тут новый удар — развод родителей. Мама, не пожелавшая оставаться в бывшей советской республике, уехала из Эстонии в Германию. Спустя некоторое время папа снова женился. Поначалу, с высоты своего юношеского максимализма, я воспринял эту новость в штыки. Позже у меня сложились прекрасные отношения с мачехой Ольгой Абрамовной. Она во многом поспособствовала нашему с отцом примирению. Папа и мама всегда с теплотой отзывались друг о друге, даже после развода.
Конечно, я все о себе рассказал Насте. Она смотрела на меня своими огромными глазами, и в них были такие нежность и сочувствие!
«Мой человек, один на всю жизнь», — думал я.
Если уезжал в командировки, Настя писала чуть ли не каждый день. Ее письма помню наизусть. Например это: «Любимый, у нас обязательно будет большая семья. По нашему огромному дому будут бегать нильсы. (У нас тогда жили два кота породы колор-пойнт Крис и Нильс. — О. Ш.) Я рожу тебе сына. У нас будет много детишек...» И я готов был сделать все, чтобы так и было. Мне очень нужны были семья и дети. Дети от любимой.
«Любит! Я сказала!!!»
О своих родителях (мама Заворотнюк работала в Астраханском ТЮЗе, папа на местном ТВ) Настя рассказывала много и взахлеб. Какие они талантливые, добрые, как заботятся о маленькой Полинке (дочке Настиного брата Святослава).
Как переживали за сына, когда у того возникли неприятности с законом. Настины родители продали практически все, чтобы ему помочь. Настя обожала возиться с племянницей. Однажды обронила фразу: «Видишь, как мои родители занимаются с внучкой. Нашим с тобой детям они еще больше будут уделять внимания. Они у меня в долгу...» Что имелось в виду, я не понял, да Настя и не стала уточнять.
Славка долго не мог устроиться на работу, и я взял его к себе на фирму исполнительным директором, он параллельно еще учился в ГИТИСе на режиссуре. Настю очень порадовало, что брат пристроен. Мы подружились. Вместе с ним и его женой Надей часто ездили в ближайшее Подмосковье. Особенно запомнилась наша первая поездка в Архангельское. Вот Настя, к тому времени перекрасившаяся в блондинку, одетая в мешковатый розовый свитер и джинсы, стоит на смотровой площадке, опираясь на перила.
«Ах, если бы у меня были крылья», — произносит она и наклоняется вниз.
Камера в моей руке начинает дрожать — высота ведь приличная, недолго и расшибиться. Но уже в следующую минуту Настя сбегает по ступенькам: «Ой, ромашки, — срывает цветок и начинает обрывать лепестки. — Любит, не любит, любит...»
Когда в ее руке на словах «не любит» остается один лепесток, гневно бросает ромашку на асфальт: «Любит! Я сказала!!!» и топает ножкой... «Любит, любит», — мысленно говорю я.
«Погибнешь ты, дева, в день свадьбы своей»
Наконец свершилось — Настя забеременела.
Я прыгал до потолка от счастья, строил планы, целовал ее животик, но любимая не очень-то радовалась и частенько тихо плакала в ванной. Нахмурившись, подолгу разглядывала свою талию в зеркало. На все расспросы отвечала неизменным: «Все хорошо...» «Наверное, у нее, бедненькой, токсикоз», — думал я с умилением.
Собрались в Астрахань — знакомиться с мамой. Папе уже был представлен: он гостил у нас, приезжая в Москву. В день отъезда Настя заметно нервничала. Настроение у беременной женщины меняется быстро, поэтому я не заострил на этом внимания. Настена сказала, что по дороге надо заехать к какой-то подружке. Ну, надо — так надо. Разглядывая из окна автомобиля грязно-серую высотку, в подъезде которой скрылась Настя, гадал: кто же из ее загадочных подруг может жить в этом мрачном доме?