Мы поехали на вещевой рынок и что-то купили. Когда я переодевался, становился каким-то другим человеком.
…А через полгода меня попросили уйти из салона.
Я раньше, когда читал объявления «Требуется бармен без опыта работы», очень удивлялся. Что за бред, где логика? Ведь лучше взять человека опытного, а не обучать новичка. Но в салоне я понял, в чем дело: наряду с профессиональным опытом приобретаются и навыки того, как положить деньги себе в карман. Я пришел к Звереву одновременно с девушкой-кассиром. До этого там была какая-то парочка, их уволили и взяли нас.
Богатые тетки приезжали на маникюр и бросали мне стодолларовые купюры: «Купи девчонкам конфеты».
Еще мы загоняли салонную косметику, средства по уходу… Кроме своей зарплаты я имел еще минимум сто долларов в день. Если я их не зарабатывал, считал день пропащим. По вечерам мы садились вместе с кассиром и сводили дебет с кредитом. Делали это так виртуозно, что подкопаться было невозможно. Наступил момент, когда те, кто над нами стоял, поняли: ребята адаптировались настолько, что пора их увольнять. И нам просто сказали: «Спасибо, что поработали».
Моя модельная карьера тем временем продвигалась. Я вошел в первую десятку русских манекенщиков, участвовал почти во всех дефиле, снимался в рекламе, открывал показ Линды Евангелисты, когда она приезжала в Москву.
Снялся в клипе песни «Потому что нельзя быть на свете красивой такой».
«Белый орел» была группа-загадка. Лица ее участников специально скрывались. Чтобы народ мучил себя вопросом: кто же там поет? Так вот, выходит этот клип, песню исполняет мужчина, а единственная мужская персона на экране — мускулистый парень с длинными светлыми волосами. И все долгое время считали, что я и есть тот самый таинственный «Белый орел». Меня даже на допрос в Муз-ТВ вызывали:
— Признайтесь, вы исполняете песню?
— Нет, ребята. Я не «Белый орел», я — Сергей Глушко.
Еще одна яркая веха в моей модельной биографии — каталог русской версии новой коллекции Версаче. Тогда была мода на крупных светловолосых парней, похожих на русских богатырей.
А с атлетическими формами у меня всегда все в порядке было. Когда я только начал работать стриптизером, в газетах прочитал: «Тарзан бросил армию и стал качаться ради стриптиза». Чушь собачья! Такие мускулы за месяц не нарастишь, для этого нужны годы и годы тренировок.
Мир, где я теперь обретался, мне нравился. Он был совсем не похож на тот, в котором я жил прежде. Да, в нем были свои фрики, была «голубизна», но мне ведь было не шестнадцать лет, а двадцать семь, я был взрослым человеком и точно знал, что я нормальной ориентации. Когда мне открыто предлагали деньги за гомосексуальную любовь, ничего, кроме усмешки, у меня эти предложения не вызывали.
Мне нравилась и моя работа, только название раздражало — «модель». Как- то на дефиле режиссер попросил моего коллегу:
— А давай, ты сымпровизируешь на сцене.
Сделаешь танцевальное «па». Оживишь показ.
Но коллега гордо вскинул голову:
— Я вам что, танцор? Я модель!
От возмущения я чуть не поперхнулся: «Елы-палы, как все запущено. Чем же ты гордишься? Тебя попросили сделать элементарное движение, а ты кичишься тем, что не можешь». И с тех пор на вопрос, кто я такой, всегда отвечал: «Манекенщик».
Однажды, когда я загорал в Серебряном бору, ко мне подошел человек и предложил сотрудничество. «Мы организуем в клубах женские дни. Нам нужны крепкие и пластичные ребята для стриптиза.
