— В «Живом» Велединского вы сыграли роль священника, на которую надо было осмелиться вас утвердить. Что давалось легко, что сложно?
— Все сложно. Я непоседа, суетной, подвижный во всех смыслах — и в мыслях, и в движениях, и в действиях. А тогда был вообще просто что-то с чем-то. Когда по роли я надевал рясу, мне необходимо было казаться степенным, умиротворенным, аскетичным. Но было сложно не злиться, меня сильно раздражала борода, ее сделали крайне непрофессионально, из дешевых материалов. Девочка-гример первый раз в жизни клеила бороду на картине Саши Велединского. Бюджет фильма был скромным, денег ни на что не хватало. Короче говоря, борода страшно чесалась. Я злился, раздражался, а в роли священника такого делать нельзя, это неправильно, это нечестный подход. Понял тогда: чтобы стать священником, к этому нужно прийти, что непросто. Священнослужители — другие люди. Понятно, что они тоже не святые, тем более сейчас, в таком порочном мире, но все равно честные священники искренне служат Господу.
— Культовыми фильмами можно назвать «Ночной дозор», «Дневной дозор», где вам досталась роль вампира, а вашего отца сыграл Валерий Золотухин. Какие задачи ставил постановщик?
— Тимур Бекмамбетов — талантливый режиссер, крутой креативный продюсер, поэтому и фильмы стали культовыми. Он экранизировал романы Сергея Лукьяненко очень точно. С «Ночным дозором» так много всего связано! Мне звонили из Америки друзья, спрашивали: «Это ты на экране?» «Дозоры» прошли там хорошо. С фильмом «9 рота» такая же история, его выпускали в кинотеатрах. И это, конечно, была безусловная победа. Тимур работал очень увлеченно, иногда даже сам брал камеру, сам снимал какие-то моменты, которые придумал на ходу, прямо на площадке, это тоже его характеризует. Золотухину он придумал растаманскую песню (молодежная субкультура в стиле регги. — Прим. ред.), мелодия которой засела в памяти. Таким он видел отца моего героя Кости. Тимур в павильоне «Мосфильма» взял паузу, они с Золотухиным пошли к его компьютеру, Бекмамбетов тут же нашел какую-то известную растаманскую мелодию и предложил Валерию Сергеевичу сыграть на бубне, архетипичном для этой культуры. Мне всегда интересно наблюдать, куда заводит мастера режиссерская мысль.
— Как снимались с Жанной Фриске? Какое впечатление о себе она оставила?
— Прекрасное. Жанночка вызывала самые что ни на есть добрые, положительные, искренние чувства. Она была прекрасна во всех отношениях как партнер, как друг, как человек, интереснейший собеседник, умеющий дружить, отзывчивая душа. В ней был ноль звездного налета. Я бы даже сказал, пыли не было на ее лакированных туфельках. И конечно, работать с ней оказалось счастьем, в нее невозможно было не влюбиться.
Вообще, съемки в «Ночном дозоре» — это такой определенный этап в жизни. Работа в таких фильмах подчиняет себе весь твой быт, перемешивается с событиями реальной жизни. Ты и спишь, и живешь, и после съемки не расстаешься со своим героем.
— Алексей, в вашей фильмографии около семидесяти картин, цифра внушительная.
— И практически во всех главные роли, что важно.
— Какой из этих проектов был самым затратным физически?
— Самым сложным физически оказался, наверное, «Молот», вышедший под названием «Борец», где я играл бойца без правил. Я преданный поклонник фильма «Бешеный бык» с Робертом Де Ниро. Мне тоже хотелось выйти на ринг в такой роли, и я был благодарен продюсеру Юрию Сапронову и замечательному режиссеру Нурбеку Эгену за то, что выбрали меня. Я весил тогда 74 килограмма, но режиссер поставил задачу: «Леша, ты должен стать тяжеловесом». И я отправился ее выполнять. Ничего себе не колол, не проглотил ни одной таблетки, сразу отказался от любой «химии». Да, может быть, мой пресс смотрелся в кадре не как стиральная доска, но был чем-то похож на пресс моего кумира в боях без правил Федора Емельяненко.
Искренне считаю его лучшим бойцом в мире, самым драматичным, интересным, глубоким, выдающимся. Смотрел его бои, когда готовился к роли. Во время некоторых на глаза наворачивались слезы: Федор выходил на ринг после серьезных травм, у него там все переломано — тело, судьба, жизнь. На кону — здоровье, семья, любовь. И он так поднимал руку в характерном жесте — сгорел сарай, гори и хата! Это так по-русски! Его бои — не просто драки, там происходит что-то невероятное. Особенно тогда, когда он проигрывает и с перекошенным лицом, весь в ссадинах, в крови дает интервью. Я вам клянусь, я просто плакал. В нем самом была заложена драматургия, в его внешности, фактуре, православии.
