На похороны в родной Симбирск он ехал через Москву, и теперь, после столицы, она показалась ему захолустьем: «Тихо дремлет она, матушка. Движения почти нет. Меня поразила страшная отсталость во всем да рыбный запах в жары. Мне стало и грустно и гнусно. Поэзия же воспоминаний, мест исчезла. Хладнокровно, даже с некоторым унынием посматривал я на знакомые улицы, закоулки, университет, но не без удовольствия шатался целый вечер по Девичьему полю с приятелями, по берегам Москвы-реки; поглядел на Воробьевы горы и едва узнал. Густой лес, венчавший их вершину, стал теперь ни дать ни взять как мои волосы. Москва-река показалась лужей: и на той туда же острова показались, только, кажется, из глины да из соломы».
В тот приезд в родной дом произошло переломное событие в жизни Гончарова — он всерьез влюбился. Ему тридцать семь, и почитай десятилетие невесту писателю искали всем Петербургом. Не складывалось, не получалось... Иван Александрович медлил, в ухаживаниях был крайне нерасторопен, и потенциальные невесты одна за другой устраивали свою жизнь — выходили замуж.
Варвара Лукьянова была на 15 лет младше и служила гувернанткой детей его сестры. Высокая, стройная, обладающая «вызывающей красотой», она была умна и прекрасно образованна — с серебряной медалью окончила Александровское училище Императорского воспитательского общества благородных девиц. Гончаров в ее присутствии преображался — хулиганил, хохотал, пел и пускался в пляс. Оставшись наедине, они говорили о поэзии и литературе, и писатель с удивлением обнаружил в девушке родную душу.
Он зачастил домой, из Петербурга передавал Лукьяновой подарки — в основном книги, стремясь развить ее литературный вкус. Его друг Потанин оставил такие воспоминания: «Иван Александрович беседовал с гувернанткой, Варварой Лукиничной, и, должно быть, очень весело, потому что гувернантка хохотала чуть ли не до истерики... Иногда на него находило другое настроение: он, как испанец, с гитарой в руках, становился перед гувернанткой в позу гидальго и начинал: «Ты душа ль моя, красна девица! Ты звезда ль моя ненаглядная! Полюби меня, добра молодца!» На слове «звезда», конечно, самая высокая нота, а пение его в это время было так пленительно, голос так очарователен, что романс этот я до сих пор не забыл, а в глазах Варвары Лукиничны сверкали тогда такие огоньки, которых я сроду не видал».
Известно, что Гончаров сделал предложение и... получил отказ. Как так вышло — до сих пор непонятно. Возможно, возникло недоразумение, недомолвка, и Иван Александрович, не разобравшись, сбежал в Петербург залечивать душевные раны, а Лукьянова из гордости не стала объясняться. Так или иначе любовная связь прервалась. Он еще будет ей писать: «Поймите и оцените чувства, внушившие это приветствие», поздравлять с днем рождения, но отношения не возобновятся. Вскоре Варвара Лукинична выйдет замуж за штабс-капитана артиллерии Павла Лебедева, переедет в Петербург по месту службы мужа, и в ее семье один за другим появятся двое детей. Через несколько лет она станет вдовой, и Гончаров решится повторить свое предложение. Она снова откажет, выйдет замуж второй раз, и новый ее муж, запутавшись в делах, покончит жизнь самоубийством — застрелится. Лукьянова вынуждена будет работать, преподавать, и хлопотать за нее станет Гончаров. В сердце его к тому времени будет жить любовь к другой женщине.
Все это случится позже, а в 1850 и 1851 годах писатель переживает тяжелую депрессию. «Я заживо умирал дома от праздности, скуки, тяжести и запустения в голове и сердце». Ивану Александровичу сорок, он отяжелел, начал страдать желудком и подумывал о необходимости лечиться на водах. От навязчивых мыслей о надвигающейся старости избавляло посещение друзей. Оказываясь в кругу чужой семьи, где был налажен быт и звучал детский смех, он будто забывал о собственном одиночестве и неустроенности. Дома же вновь попадал в цепкие лапы апатии.
Совершить путешествие на фрегате «Паллада» сначала предложили поэту Аполлону Майкову, но тот отказался и порекомендовал друга. Гончаров воспрял духом: «Я принялся хлопотать из всех сил: кого мог, поставил на ноги... Вы, конечно, спросите, зачем я это делаю. Но ведь если не поеду, ведь, можно, пожалуй, спросить и так: зачем я остался? Поехал бы затем, чтобы увидеть, знать все то, что с детства читал, как сказку, едва веря тому, что говорят. Я полагаю, что если бы запасся всеми впечатлениями такого путешествия, то, может, прожил бы остаток жизни повеселее... Наконец, это очень выгодно по службе. Все удивились, что я мог решиться на такой дальний и опасный путь — я, такой ленивый, избалованный! Кто меня знает, тот не удивится этой решимости. Внезапные перемены составляют мой характер, я никогда не бываю одинаков двух недель сряду...» Одновременно это была дань памяти крестному, мечтавшему, чтобы его подопечный «сделал хоть четыре морские кампании», и возможность сбежать от несчастной любви.
На два с половиной года Гончаров исчезает из столицы. Посещает Англию, Южную Африку, Индонезию, Японию, Китай, Филиппины, бороздит воды Атлантического, Индийского и Тихого океанов, переполнясь эмоциями, записывая впечатления в путевом дневнике. Сохранилось письмо, написанное в 1853 году адмиралом Путятиным министру просвещения A.C. Норову из Нагасаки: «...Много я обязан вам за рекомендацию и содействие в назначении г[осподина] Гончарова в состав нашей экспедиции. Он чрезвычайно полезен мне как для теперешних наших сношений с японцами, так и для описания всех происшествий, которые со временем должны сделаться известными публике... Имея дарование живо представлять предметы, г[осподин] Гончаров в состоянии будет придать им занимательный и яркий колорит...»
