Спектакль был очень успешным, и не хотелось искусственно его ослаблять. Да и Олю было очень жаль. Тогда я набралась смелости и сама пошла в кабинет к Плучеку, где выпалила ему: «Над вами смеется вся Москва: вы десять лет воюете с артисткой!» При этом разговоре присутствовал композитор Богословский — человек очень веселый. Услышав мой небольшой монолог, он демонстративно сполз со стула и спрятался под столом. До этого композитор сидел в кресле Плучека, а сам худрук — на диване... Кстати, Валентин Николаевич всегда говорил, что диван в кабинете главного режиссера стоит для распределения ролей. Плучек, конечно, озверел от моего «публичного оскорбления» — я подписала себе «смертный» приговор. С тех пор, как и Аросева, я не играла ни одной главной роли. Более того, Валентин Николаевич не дал мне сыграть и две роли, на которые я уже была назначена: Графиню в «Женитьбе Фигаро» и Городничиху в «Ревизоре».
В моем архиве сохранились экземпляры этих пьес, которые Плучек подписал лично мне. Валентин Николаевич счел предательством тот факт, что я встала на защиту Аросевой. И, наверное, это было справедливо, ведь вскоре я узнала истинную причину их конфликта. Оказалось, что в свое время Аросева готовила в театре переворот. Ольга очень дружила с артистом нашего же театра Евгением Весником. Оба — люди веселые, компанейские, остроумные. Плучек тоже обожал Весника. Это был человек его типа: по ритму, по восприятию юмора. Но Ольга Александровна решила, что надо поссорить Плучека с Весником. Оля с Женей выпили, и Аросева предложила: «Завтра будет собрание, и ты должен выступить. Сказать, что пора Плучека снимать с поста худрука — он стареет, плохо себя чувствует и так далее». В общем «зарядила» она Весника, и на том собрании он стал громить Плучека. Я присутствовала и была в ужасе от того, что происходило. Какая муха укусила Весника, понять было невозможно. В своем выступлении я даже попыталась как-то разрядить обстановку и помирить артиста с худруком. На что Плучек стал кричать: «Мы вас зажмем, Зоя Николаевна!» Весник после моих слов, как мне показалось, опомнился, попытался пойти на попятную, но было поздно...
Я после собрания кинулась к нему: «Женя, что с тобой произошло? Зачем ты выступил? Ведь дела обстоят совсем не так серьезно, как ты говоришь». Но ничего внятного он не ответил. Зато партком на ближайшем собрании обрушился с критикой теперь уже на Весника. Его уличили в злоупотреблении алкоголем, пригрозили выгнать из театра. «Женя, надо как-то выходить из ситуации, — сказала я. — Надо же что-то предпринимать?» Он ответил: «Зоя, я убью секретаря парторганизации, и меня посадят». И больше мы Весника в театре не видели. Он перешел в Малый театр, куда его охотно приняли. Вот чем обернулась интрига Аросевой. Сама она осталась в тени этой истории — но без ролей, так как Плучеку, конечно, донесли, «откуда ноги растут». Жаль, что я ничего не знала — и тоже стала жертвой этой закулисной игры. Как и мой муж. Георгий Васильевич из-за сложившихся разногласий с Плучеком уже не хотел оставаться в театре. Поэтому, когда «Кабачок» вошел в силу и Зелинского пригласили работать в редакцию литдрамы, он ушел из Сатиры на телевидение.
