— Он был человеком крайне эмоциональным, есть документальное кино о том, как он репетирует, как порой посылает артистов по известному адресу. Вы ощутили это на себе?
— Ой да! Но я не против, если режиссер ругается, взрывается, кипит, наоборот, это лучше, чем отсутствие живой боевой энергии. Роман Григорьевич очень интересно работал, он сначала делал этюды, как на первом курсе актерского факультета, потом прибавлялась речь, позже речь соединялась с движением. Надо сказать, Виктюк был щедр не только на крик, но и на похвалы! Он, как никто, умел окрылять артиста, вселять уверенность!
Так Роман Григорьевич поставил для меня и пианистки Басинии Шульман театрально-музыкальный спектакль «Нежность» по новелле из пяти писем Анри Барбюса. Мы много его играли, это был гастрольный проект. Текста там немного, но когда звучала музыка, я не сидела сложа руки, а исполняла пластические этюды, поставленные Виктюком абсолютно в его стиле. Постановка оказалась достаточно травматичной, мне приходилось бесконечно ползать по сцене на коленях и биться о металлические конструкции. Обычно после спектакля была вся в синячищах, хотя неплохо владею техникой сценического движения.
— Как работалось с Кириллом Серебренниковым?
— На спектакль «Машина Мюллер» никогда нет билетов, всегда аншлаг. Каждый раз спектакль звучит по-новому. Я считаю Серебренникова выдающейся личностью. Даже не могу назвать его режиссером в чистом виде, потому что он созидатель, философ, невероятно талантливый человек, новатор, настоящий учитель для тех, кого воспитал на своем курсе. Форма для него настолько же важна, насколько и содержание. А содержание продолжает расти от спектакля к спектаклю. Мы сыграли «Машину...» 72 раза, притом что в какой-то момент она шла редко. Каждый раз нахожу там новые смыслы. Это форма, которая дышит, продолжает насыщаться, что удивительно. Спектакль настолько крепко выстроен, что идет шесть лет и не ржавеет.
В работе с артистами Кирилл Семенович — мощная шаровая молния. На первую читку мы сели 16 января 2016 года, а премьера состоялась уже 4 марта. Репетировали практически каждый день, Кирилл фанатик, когда он работает, прерывается на полчаса на тарелку супа. Он насыщал меня энергией, в тот момент роль маркизы де Мертей стала настоящим вызовом. Она сложнейшая, там огромные подвалы текста, который нужно было досконально разобрать, чтобы он стал понятен зрителю. Мизансценически роль тоже энергозатратная. Что мне в Кирилле безумно нравилось, что вдохновляло и воодушевляло — он не сомневался ни минуты, шел напролом, действовал по принципу: вижу цель, не вижу препятствия. В нем сильна энергия творца. Серебренников вообще очень сильная личность.
— Большой период времени вы посвятили своей семье, мужу, дочерям. Возникали ли сожаления, что не занимаетесь профессией?
— Всегда возникали. Я восхищаюсь актрисами, которые, имея маленьких детей, не бросают свое дело, это должно быть очень непросто. Актерство не предполагает счастливого, благостного материнства. Образ мадонны с младенцем не имеет отношения к ситуации, когда у женщины в доме появляется маленький ребенок, а ей нужно почти каждый день выходить на сцену, держать себя в тонусе — и физическом, и ментальном. Да, во мне много лет жила незавершенная история, которая служила источником неудовлетворения, комплексом несостоятельности. Может, комплекс развился, оттого что, еще учась в институте, я сыграла в кино пару удачных ролей. Это нездоровая прививка, когда тебя двадцатилетнюю вдруг начинают узнавать на улице весь твой родной город Ереван и вся Армения.
