Если женщина в довольно преклонном возрасте соглашается сделать аборт, лишь бы любимый с ней остался, это много значит. Она же ждала ребенка и мечтала родить, а он ей запретил: не рожай. Она и не родила. Я думаю, это тоже стало одной из причин их разрыва. Мария готова была принести любые жертвы, совсем не из-за денег Аристотеля, она довольно прилично зарабатывала сама.
Глотц мне рассказывал, как Мария иногда вытаскивала большую шкатулку, показывала близким друзьям свои драгоценности и говорила: «Все драгоценности куплены мной, я это все заработала своим горлом». Ради Онассиса она отказалась от американского гражданства, взяла греческое. Первый муж не давал ей развода, они были венчаны в католической церкви, а по греческим законам те, кто были венчаны после 1946 года, не считались состоящими в законном браке. То есть став греческой подданной, она имела полное право выйти замуж за Онассиса. Увы, брак так и не состоялся. Хотя Онассис был единственным так необходимым ей мужчиной. Я могу оправдать Марию по-женски.
— Когда готовились к роли, не усматривали параллелей с собственной жизнью, естественно, кроме трагического финала?
— Нет никаких параллелей! В отличие от Каллас я абсолютно счастлива в личной жизни. В нашей ситуации «Каллас» это скорее мой муж. Это он гений, а не я.
— Тем не менее и у вас был большой перерыв в актерской карьере, которой вы жертвовали ради семьи. Насколько сложно было вернуться?
— Я была уверена, что профессия, если ею не заниматься, мстит, просто умирает. Была — и нет ее. Я все-таки 30 лет не выходила на сцену. Но видно, меня хорошо выучили мои педагоги в ГИТИСе, мой мастер Иосиф Михайлович Туманов. Они считали, что наша профессия — не замок из песка, а рисунки на песке. Каждый день надо все начинать с нуля. Сегодня же я убедилась на своем опыте: если есть большое желание вернуться на сцену, оно осуществимо. В актерской профессии вернуться никогда не поздно. Если не петь 30 лет, уже не запоешь, если не стоял 30 лет у балетного станка, не затанцуешь. Пианист, скрипач, бросивший заниматься каждый день, не вернется на сцену, эта мышца снова не накачается. В драматическом театре все не столь драматично, правда, много ролей так и останутся не сыгранными по объективным возрастным показателям. Главное, что в меня крепко вбили, — это основы профессии: владение голосом, выстраивание сверхзадач и сквозного действия, анализ текста. Когда в моем возрасте начинаешь с нуля заниматься освоением азов, оснащением своего психофизического аппарата, то есть тем, чем актеры обычно занимаются в 20 лет, ощущаешь прилив живительной силы. Профессия становится лучшим омолаживающим средством.
— Как вы возвращались? Пошли на актерские курсы?
— Нет, какие курсы?! Я человек достаточно насмотренный и, смею надеяться, профессиональный. Как-то, кажется в 2013 году, ко мне в студию «Нескучной классики» пришел Роман Виктюк. Мы разговорились, он спросил:
— А почему вы не играете?
— Так сложилась жизнь, сначала не было возможности, а сейчас уже страшно.
— А не хотите попробовать?
— Хочу, но боюсь.
Слово за слово, мы стали работать над новой постановкой. Вначале казалось: боже, это безумие! Самое страшное — встретиться с публикой один на один. Но Роман Григорьевич помог мне преодолеть страхи.
