При воспоминании об Эллен Тернан сердце Диккенса снова сжалось. Сколько раз, бывало, задавал себе вопрос: что же есть в ней такого, чего нет в Кэти? Он знал, что любой досужий сплетник, узнав о его любви, криво ухмыльнется — настолько пошло, примитивно и однозначно все представлялось со стороны. Всем! Даже его собственным дочерям: стареющий писатель и молоденькая актриса. И только он знал, что ждет от Эллен гораздо большего, чем простой телесной молодости, которой его, к слову сказать, всегда готовы были одарить десятки восторженных поклонниц от Лондона и Парижа до Нью-Йорка и Бостона. Он ждал от Эллен обновления.
Много лет Диккенс без меры отдавал свою жизнь всем тем, кто населяет теперь его книги, которые с таким восторгом читают тысячи людей. Много лет он щедро тратил силы души на домашних, заражая их своим весельем, оптимизмом, пылким темпераментом. О, что он творил! Погрузив в почтовую карету семейство, отправлялся в долгие упоительные путешествия по Европе, устраивал феерические домашние праздники по случаю любой, пусть и не слишком примечательной семейной даты, брал на себя все тревоги, совсем как в ту весну 1851 года, когда за две недели лишился отца и восьмимесячной дочери. Кэтрин тогда после тяжелых родов поправляла в Молверне здоровье, Джорджина сопровождала ее, матушка, как обычно в решающий момент жизни, слегла с мигренью, а он, едва похоронив отца и уже сидя над гробом скоропостижно умершей дочки, думал только о том, как сообщить обо всем жене, чтобы ее не подкосило горе. Кажется, именно в те дни он впервые почувствовал, что жар его души не бесконечен.
Несколько последующих лет Чарльз метался по жизни, словно корабль в поисках попутного ветра. Брался за новые замыслы и оставлял их, пускался в путешествия, которые скорее напоминали бегство... Даже вступил зачем-то в глупую и пошлую переписку с неожиданно возникшей на горизонте Марией Биднелл, назначал ей свидания, на которые, впрочем, не растерявшая предусмотрительности Мария явилась с дочерью. И так до той поры, пока за кулисами театра в Манчестере на него вдруг не повеяло весной...
Топнув ногой, Диккенс сжал пальцами набалдашник трости. Он никогда не отступал перед препятствиями и теперь не изменит себе. Он добьется этой девушки! Ей по силам излечить его от тоски, которая вот уже несколько лет гложет сердце, от одиночества, которое с каждым годом становится все невыносимее. Эллен не обманет его ожиданий, как обманули их мать, Мария и Кэтрин. Да, ему сорок шесть. Но ведь не девяносто! Он еще может быть счастлив. У него на руках девять детей, младшему из которых только шесть. Но дети растут — дочери Кэти и Мэйми скоро выйдут замуж, старшие мальчики разъедутся учиться. Он и сейчас довольно богат, а между тем у него есть идея, которая, возможно, озолотит его.
Эта мысль родилась у Чарльза давно, еще во времена любительских спектаклей, и с тех пор не давала покоя. Что если он станет единственным актером труппы и прочтет со сцены собственные произведения? Такого еще никто не делал! Он вынашивал эту идею не один год. И только когда сама королева, прослышав о намерении Диккенса, высказала желание его послушать,Чарльз наконец решился. Договорившись со старым другом Артуром Смитом, что тот станет его антрепренером, Диккенс подписал контракт на серию сольных выступлений в лондонском Сент-Мартинз-Холле, которые должны были начаться двадцать девятого апреля. Если первые чтения пройдут успешно, осенью он отправится в турне по провинциальным городам. А Эллен, если пожелает, вполне могла бы сопровождать его на правах ассистентки. Нужно только выбраться из этого болота, в которое его затянула Кэтрин. Нужно порвать те нити, которыми, будто паутиной, опутана его прежняя жизнь! Не замечая, что уже несколько минут неподвижно стоит на перекрестке, Чарльз мечтательно улыбался, и ветер трепал его длинную бороду, в которой начинала серебриться седина.
