Когда мой однокурсник Юрий Кара начал снимать «Завтра была война», пришел к Герасимову, тот спросил: «Как ты дальше это видишь?» Юра стал рассказывать, и у него как-то выпала история с арестом отца. Герасимов говорит: «Юра, как же так? Это же главное в повести». А дальше рассказал, как надо снимать. Так мы учились. Это, наверное, неплохая система обучения, но многие практические вопросы оставались без ответа. К сожалению, мастер нас не довел, умер... Всего мы так и не узнали, до многого пришлось доходить своим умом.
Еще одна история... Прихожу к Герасимову со сценарием дипломной работы. Он прочел и говорит:
— Хороший сценарий. Знаешь, как снимать?
— Да, конечно.
— Ну тогда иди поищи что-нибудь другое.
Вот это ход! Если все знаешь, считай, уже снял фильм. Возьми что-то на преодоление, поднимись на ступеньку выше. Двигайся! Это я запомнил на всю жизнь.
— Вы снимались в «Лермонтове» Бурляева. Как работалось с Николаем Петровичем?
— Прекрасно! Мне досталась роль Мартынова, застрелившего поэта на дуэли. Поскольку мы с Бурляевым играли несколько общих эпизодов с фехтованием, много времени проводили на тренировках. Однажды я ему чуть не отрубил палец саблей. Кровавая история. Сабли не настоящие, имитационные, но все равно сделаны из металла. Если удар приходится по руке, палец отваливается в секунды.
Ну и потом играли такие актеры! Марис Лиепа, Наташа Бондарчук, которая прославилась после «Соляриса», и я — начинающий. Сидел в уголке раскрыв рот и просто слушал их. Никогда не забуду, как первый раз попал в Большой театр. Представьте: человек из провинции приезжает в Москву, еще и попадает в Большой! Наш педагог Юрий Павлович Иванов, читавший историю партии, вел в Большом политинформацию. Каждый свой курс он водил туда на танцкласс, а там Мессерер, Васильев, Годунов, Лиепа, Лавровский — небожители потеют у станка, Майя Михайловна тянет ножку! И ты оказался в их компании — разве это не удивительный факт биографии? Тогда к профессии относились с адским романтизмом. Артисты реально были богами. Сейчас на них смотрят не так, все «пораздевались», утратили ореол недоступности, вся «позолота» слезла.
— Легко ли работалось с Динарой Асановой?
— Ее тоже вспоминаю добрым словом. Марина, жена моя первая, с ней дружила. Динара принимала участие в ее судьбе. Марина хотела заниматься режиссурой, она была умной. Динара ей посоветовала: «Знаешь что? Пойди-ка поработай годик в монтажной». Понаблюдав за Левтовой, решила: «Тебе не надо на режиссуру. Иди-ка лучше на актерский к Герасимову. Потом, если вдруг надумаешь и желание не пропадет, станешь режиссером». И Марина стала ученицей Герасимова. Вот такую важную роль Динара сыграла в Машиной судьбе, не считая фильмов, в которых Маша снималась.
Мы уже женихались, дело шло к свадьбе, так что доброе отношение Динары распространялось и на меня. Однажды, когда Марина снималась у Асановой, я приехал к ней на площадку. Динара меня увидела и предложила: «Слушай, сыграй небольшую роль». Разве я мог отказать?
Помню, у Динары дома во всю стену висела огромная картина, на ней — финальная сцена из «Мастера и Маргариты», когда Воланд со свитой улетает из Москвы: купола, крошечный город, и они на огромных лошадях, с них уже сползают маски, проступает естество. До сих пор ее помню. Картину написал муж Асановой — художник Николай Юдин.
Динара принимала участие и в Дашкиной жизни, всегда интересовалась, что происходит у нашей с Мариной дочери. У Динары были непростые отношения с сыном Анваром, мальчик подрастал, вместе с нами варился в околокиношном бульоне. Однако его судьба сложилась драматически, он не состоялся ни в одной профессии, живет где-то отшельником. Динара ушла рано, следом несколько человек, работавших в ее группе, Марина (Левтова погибла в 2000-м, попала в смертельную аварию, катаясь на снегоходе. — Прим. ред.), Валера Приемыхов... Такое впечатление, что на них наложили заклятие. Все ушли очень рано.
— Считается, что сильные личные переживания, драмы идут в актерскую копилку. Как сказываются жизненные трагедии на режиссере?
— Все не так, нет прямой зависимости. Настоящие человеческие переживания принадлежат только тебе. Актерское переживание открытое, я как зритель должен его увидеть. На сцене актеры тебя все равно обманут: разрыдаются, покажут, как им тяжело и горько, хотя на самом деле это не так. Когда дело касается реального человека, ему зритель не нужен.
