Детей было много, и все мальчишки: Николай, Виктор, Петр, Аполлинарий, Аркадий, Александр. Войдя в возраст, сыновья один за другим отправлялись в Вятку в духовное училище, бывшее для многодетного священника единственной возможностью дать детям хоть какое-то образование. После училища можно было идти в семинарию, затем рукоположиться и получить приход, а с ним верный кусок хлеба. Священство было в семье стезей наследственной: приходскими священниками служили и дед, и отец, и тесть Михаила Васильевича. Однако сыновья его вдруг один за другим стали сворачивать с проторенного пути. Сначала учительскую карьеру вместо священнической выбрал старший Николай, а в 1867-м за благословением на поездку в Петербург в Академию художеств пришел к отцу и девятнадцатилетний Виктор, которому до окончания семинарии оставалось чуть больше года.
Год тот был для семьи Васнецовых особенно тяжким. Прошлой весною умерла мать, на руках отца остались двое малышей и десятилетний Аполлинарий, готовившийся поступать в училище. И все же, выслушав Виктора, Михаил Васильевич со вздохом кивнул. Знал, что тот с детства не расстается с карандашом и бумагой, что талантом своим уже добывает кое-что и на жизнь: проиллюстрировал сборник русских пословиц и поговорок, получил заказ на картинки к детской азбуке.
Средства на поездку в столицу сын тоже планировал собрать самостоятельно, устроив благотворительную лотерею и разыграв два своих первых живописных полотна «Жница» и «Молочница»... Что ж, авось проживет. На прощание честно, как мужчина мужчину, отец предупредил: «Прости, но денег регулярно выделять не смогу, сам знаешь, братьев поднимать надо». Виктор понимающе кивнул, обнял. О том, что это их последнее в жизни объятие, и думать не думалось...
— Слава тебе господи! Очнулся!
Всплеснув руками, жена как подкошенная упала на колени у его кровати и зарылась лицом в простыни.
— Ну будет, Сашура, будет!
Погладил жену по вздрагивавшим от рыданий плечам, по волосам: «Господи, сколько же в них седины! А ей ведь и сорока нет...» Эх Шура, Шура, выбрала же ты себе судьбу. Вышла бы за купца, сидела бы сейчас в Вятке в собственном доме, чай из самовара попивала. А тут самовар, и то не свой — хозяйский, впрочем, как и весь остальной скарб. Из своего только дети да холсты с подрамниками.
