— Вы удивительно подбираете своим героям и героиням наряды, чувствуете ткань, силуэт. Где научились их одевать?
— Не знаю. Отец больше двадцати лет служил главным художником Бурятского театра драмы в Улан-Удэ, я постоянно ходил на премьеры. Может, любовь к костюму у меня оттуда?
Моя первая большая выставка в московском Музее Востока, называвшаяся по одной из картин «Степная история», сопровождалась своего рода спектаклем. Продюсер и галерист Константин Ханхалаев, с которым сотрудничаю уже пятнадцать лет, посоветовал устроить что-то вроде сценического действа. Тогда меня осенило: костюмы! Начал рисовать, получилось семь живописных «Наложниц», и по этим картинам сделали наряды. Шили их в Улан-Удэ, я участвовал в процессе — помогал подбирать ткани, обсуждал детали с модельером.
Кстати, готовясь к очередной выставке, мы с Константином заметили, что у меня прямо-таки засилье женских образов. Главный мужской персонаж — господин, или нойон, женский — госпожа, хатан. Хатан появляется в моих картинах гораздо чаще, но в мировой живописи нередко именно через изображение женщины художник изъясняется наиболее выразительно. Да и просто по-мужски я восхищаюсь женской красотой.
— Как вы стали работать с Сергеем Бодровым-старшим на его картине «Монгол»?
— Тогда я только закончил преподавать в институте, вернулся из Красноярска в родной город и устроил там свою первую небольшую выставку. На нее пришли Константин Ханхалаев с Даши Намдаковым — известным бурятским скульптором, живописцем, графиком. Даши работал с Бодровым и искал помощника. Я приехал в Москву, поселился у него в мастерской.
Даши с Константином куда-то уехали, никаких точных указаний мне не оставили, и я рисовал — днями, вечерами, ночами — что хотел. Сделал все костюмы для взрослых, думаю — дай-ка примусь за детские. Потом: а нарисую-ка я все доспехи и оружие! Затем — конскую упряжь, посуду... Вернувшись, Даши и Константин удивились: «Ничего себе, сколько сделал!» Показали Бодрову, он одобрил. На «Монголе» я был ассистентом, имя не вошло в титры, но свои вещи на экране узнавал.
Потом была работа с Гариком Сукачевым на «Доме солнца» — я сделал несколько эскизов для хиппи, и с Алексеем Федорченко, который снимал фильм «Небесные жены луговых мари».
Федорченко появился в моей жизни, когда в ней случилось какое-то безвременье: новых идей не было, я просто занимался своими рисунками и картинами. Культура, возникавшая у Федорченко, оказалась мне незнакома, но в ней была некоторая восточность, а главное — фильм рассказывал о разных женских судьбах, и я понял: это мое. «Небесные жены...» получили награду на кинофестивале, но я на вручении не был: началась бурная выставочная деятельность. Где-то в 2007 году впервые поехал за границу — и сразу в Нью-Йорк на «Арт-экспо».
