Репетиции шли полным ходом — на роль девушки выбрали Наташу Молеву. В какой-то из дней — стук в дверь, на пороге директор театра: «Михаил Александрович, Горбачев на проводе». Ульянов отправился к нему в кабинет, поговорил, вернулся. Мне не терпелось узнать, о чем беседовали.
— Ну что? —спрашиваю.
— Давайте работать дальше.
Еще «покувыркались», я опять:
— Колитесь! Что там было?
— Да Горбачев решил меня наградить «Героем Соцтруда», поставил вопрос на Политбюро, и его поддержали.
Ульянов был искренним во всех своих проявлениях, в приятиях и неприятиях. Пьеса споткнулась о его гражданскую позицию, он непременно хотел обличить героя-обывателя с жизненной философией «моя хата с краю», как говорил сам, «вытащить его за ушко да на солнышко», а в тексте ничего подобного не было. Тупик, поехали к Зорину. Леонид Генрихович лишь подтвердил мои сомнения: «Миша, ты ошибаешься, ты не должен его обличать». (Мы в тот момент подружились, позже я поставил в училище «Царскую охоту» Зорина.) Сидели часа два, пытались вдвоем убедить Ульянова, но тот остался при своем мнении. Сели в такси и поняли: спектакль надо закрывать. Мне так жалко, что он не вышел. Как Ульянов мог бы это сыграть!
Михаил Александрович был человеком страстным. Я играл в спектакле «Антоний и Клеопатра», где заглавные роли исполняли Юлия Борисова и он. В сцене, где Антоний приревновал любимую к моему герою, Ульянов сначала бил меня головой об пол, потом волок за шиворот в кулисы, одновременно произнося страстный монолог, а в конце вышвыривал в портал. Так вот, не рассчитав силы, он однажды на гастролях в Новосибирске швырнул меня так, что я повредил спину, пришлось вызывать скорую. Неоднократно слышал, как во время любовной сцены, где Антоний хватал Клеопатру за коленки, Юлия Константиновна шептала: «Мишка, паразит, синяки!»
— Приход Ульянова к руководству стал для театра благом?
— Рубен Николаевич Симонов руководил театром почти тридцать лет. Около двадцати у власти находился Евгений Рубенович, при котором художественные завоевания отца были постепенно растрачены. Последняя его постановка «Енисейские встречи» вызвала общее неприятие труппы, и случилась «революция низов»: восстали актеры молодого и среднего поколения. Труппа большинством голосов выбрала худруком Михаила Александровича.
В лихие девяностые Вахтанговский окончательно не развалился и не закрылся в огромной степени благодаря силе авторитета Ульянова, его значимости, вхожести в высшие эшелоны власти. Ульянов-человек был мощным, обладал внутренней силой. Если во что-то уверовал, его не свернуть. Он прекрасно понимал, что нужно привлечь в театр новых режиссеров. Сам поставил один-единственный спектакль, да и то не слишком удачный. При его руководстве в театре ставили Фоменко, Виктюк, Стуруа, Кац, Черняховский.
С большим трудом, особенно в последние годы, Михаил Александрович тянул лямку худрука. Ему было тяжело, начались проблемы со здоровьем, но театр стал для него тем самым «чемоданом без ручки», который и нести тяжело, и бросить жалко. Он долго решал, кому передать бразды, в книжке его мемуаров упоминалась даже моя кандидатура. Слава богу, что в 2002 году он пригласил на постановку «Ревизора» Римаса Туминаса, а через некоторое время предложил ему возглавить театр.
— Мне рассказывал один народный артист, а ныне депутат, как по окончании Щукинского училища пришел показываться в Вахтанговский, но его не взяли. Как ему потом передали, против был Лановой, сказавший: мол, он что, придет на мои роли? Я еще сам собираюсь их играть.
— Формирование труппы вещь очень сложная, зависимая от массы обстоятельств. В театр в свое время не взяли и Андрея Миронова, а Наташа Гундарева сама отказалась от приглашения и ушла в Маяковку.
Ульянов, Этуш, Лановой, Шалевич, Гриценко, Яковлев были так мощны, что с ними оказывалось достаточно трудно конкурировать. Еще они были абсолютно преданы театру, что не мешало им состояться и в кино. Но между собой и театром они ставили знак равенства.
Я не работал над спектаклями с Василием Семеновичем. Наблюдал его, когда он возглавил кафедру сценической речи в Щукинском училище. Никогда не думал, что Лановой будет работать с такой степенью отдачи, с такой въедливостью, с его темпераментом, который был будь здоров! Он обладал несомненным педагогическим талантом. Большинство студентов мечтали попасть в его группу.
Вячеслав Анатольевич Шалевич был замечательно остроумным, хотя его ирония иной раз разила наповал. Мог такое ввернуть! Шалевич много работал с Евгением Симоновым, записывал все его высказывания, а тот был человеком поэтического склада. Иногда попытки осмыслить его слова вызывали гомерический хохот. Время от времени Слава листал свои записи в актерском фойе, зачитывал выдержки из репетиционных книжек. Это было уморительно смешно!