Позднее Энгельгардт сумел найти Пущина и за Байкалом, сообщая каторжнику новости о «наших чугунниках», в том числе и о его первом друге Пушкине. «В письмах родных и Энгельгардта я не раз имел о нем некоторые сведения, — вспоминал Пущин. — Бывший наш директор прислал мне его стихи «19 октября 1827 года».
Не побоялся написать в «каторжные норы» и Павел Мясоедов. Вечный объект лицейских насмешек по прозвищу Мясожоров, абсолютно лояльный к власти, назвавший сыновей именами членов императорской фамилии, вдруг пишет дружеское письмо только что сосланному «государственному преступнику» Ивану Пущину. «Вообразите, что от Мясоедова получил год назад письмо — признаюсь, никогда не ожидал, но тем не менее был очень рад», — сообщал Жанно Энгельгардту. И это еще не все. Как рассказал один из очевидцев, «Мясоедов в Туле поставил себе за долг: всех через сей город проезжающих лицейских у заставы встречать шампанским».
Четырнадцатого октября 1827 года на глухой почтовой станции Залазы случайно встретились именитый поэт Александр Пушкин и государственный преступник Вильгельм Кюхельбекер, которого перевозили из Шлиссельбургской крепости в Динабург. Эта встреча лицейских друзей оказалась последней, но они еще долго с оказией посылали друг другу весточки. В одной из них Кюхля спрашивал: «Помнишь ли наше свидание: мою бороду? Фризовую шинель? Медвежью шапку? Как ты через семь с половиной лет мог узнать меня в таком костюме? Вот чего не постигаю!»
Из крепости Динабург Кюхля писал племяннице Сашеньке: «Были ли вы уж в Царском Селе? ...Мне бы смерть как хотелось, чтобы вы посетили лицей, а потом мне написали, как его нашли. В наше время бывали в лицее и балы, и представь, твой старый дядя тут же подплясывал, иногда не в такт, что весьма бесило любезного друга его Пушкина, который, впрочем, ничуть не лучше его танцевал, но воображал, что он... Сousin germain (двоюродный брат. — Прим. ред.) госпожи Терпсихоры».
