Кстати, в ту галерею, где, огорошив меня, отказали, спустя пять-шесть лет снова послал альбом с фотографиями своих картин. Не дождался ни ответа ни привета... По дороге в «Тройку» все же заехали туда с женой. Куратор разговаривала с нами так, что было понятно: хочет поскорее избавиться.
— У тебя десять минут, — неожиданно сказала она, — покажи одну работу.
Я достал, молча поставил у стеночки и наблюдаю — люди, пройдя мимо других картин, останавливаются у моей, смотрят, обсуждают...
Куратор спрашивает:
— У тебя еще есть?
— Есть, но я везу их в другие галереи.
— Покажи, пожалуйста!
Через пятнадцать минут подписали контракт, и уже тринадцать лет я работаю с этой галереей.
Что-то изменилось в моей живописи за прошедшие с нашей первой встречи годы. Пришлось переработать огромное количество руды, чтобы найти крупицы золота. По сию пору учусь, и мне нравится, даже когда ошибаюсь: ошибки важны. Если не получается, «самовар» на плечах начинает закипать, ты ищешь новые ходы — и лишь тогда есть шанс, что выйдет нечто интересное. Не всегда, но возможно. Когда идешь по проторенной дорожке, этого шанса нет. А тут бьешься, бьешься — глядишь, что-нибудь да получится. Так что теперь я могу, как говорят американцы, «выбирать свои битвы».
На выставке, помню, как-то спросили: «Вот у вас красочные, светлые, добрые картины, а согласились бы за большие деньги написать что-то противоположное?» Я оторопел. Признался, что соблазн был бы велик, но я сделал бы все, чтобы не поддаться ему. Художник открывает дверь в неизведанный мир, и если тот окажется темным и холодным, оттуда так и будет сквозить, пока существует картина, а они живут долго, их мало кто выбрасывает. Хорошо, когда из той «двери» льется свет. Подходит к картине взрослый человек, адвокат там или инженер, рассматривает ее, и на лице у него вдруг появляется детское безмятежное выражение.
— Откуда вы «привели» свои сюжеты и персонажей — клоунов, русалок, бабушку с внучкой, хитрого старичка?
— Я много жанров перепробовал: писал портреты, пейзажи, натюрморты. Русалок рисовал еще в Питере. Как-то взял в руки книгу одного американского художника, рисующего сказки, и понял, что могу иллюстрировать свои детские воспоминания, мечты, сны. Друг в Израиле, посмотрев фотографии моих работ, заметил: «У тебя сказка с простинкой». И точно, мои персонажи не аристократические, они понятны всем, поэтому в соцсетях пишут из разных стран, что видят у меня сценки своего детства. А я и хотел, чтобы вне зависимости от географии люди улавливали в моих работах что-то родное.
