Зачитываясь романами Майн Рида, теперь обращал внимание на полные достоинства манеры героев, их сдержанную жестикуляцию, строй речи — и все это старался выработать в себе. В действительность возвращали заштопанные на заднице штаны и перешитая мамой из солдатской гимнастерки выкрашенная в черный цвет куртка. Я страшно стеснялся своей бедной одежды и еще в юности дал обет: «Обязательно стану знаменитым, богатым и буду одеваться как настоящий денди».
Если с парадным костюмом был полный швах, то проблему с отсутствием денег на подарки именинникам удалось решить. Утром садился на троллейбус № 31, доезжал до Новодевичьего монастыря, где в раннюю пору посетителей почти не наблюдалось, карманным ножичком срезал розы на могилах, заворачивал их в газету и ехал обратно. Если день рождения намечался у девочки, преподносил цветы ей, если у парня — его маме. Взрослые гости умилялись: «Какой же Борис внимательный! Какие у него учтивые манеры!»
В последнее школьное лето, едва исполнилось шестнадцать, с новеньким паспортом отправился к родне в Дмитров, там обещали место разнорабочего на стройке. Два месяца пахал до седьмого пота: рыл котлован, возил в тачке бетон, подносил кирпичи — и все заработанные деньги положил перед мамой. Она расплакалась, а потом тоном, не терпящим возражений, объявила: «Потратим их на тебя — купим костюм, ботинки, плащ. Хочу, чтобы на выпускном мой сын был одет не хуже других».
К десятому классу я выровнялся в учебе и твердо решил поступать в театральное. Однако мечты и планы могли рухнуть в один момент, если бы не отвела судьба.
Традиционным местом сбора одноклассников и ребят, с которыми занимались борьбой на стадионе «Метрострой», был памятник Тимирязеву у Никитских Ворот. В тот день мы тоже встретились — дурачились, подначивали друг друга. Один из парней вроде как по приколу выхватил сумку у шедшей по Тверскому бульвару женщины и бросил нам. Поймал ее стоявший рядом со мной одноклассник, тоже спортсмен, — и рванул с «добычей» по Малой Бронной. Милиция настигла его в районе «Маяковки». Парню дали год колонии, что поставило жирный крест на будущем: с судимостью не брали ни в один институт, ни на одну приличную работу. Наверное, это не совсем правильно, эгоистично, но по сей день благодарю Бога, что сумка не оказалась в моих руках. Я бы тоже побежал...
Получив аттестат, отвез документы в Щукинское училище — его в свое время окончил отец. Туры начинались чуть позже, чем в Школе-студии МХАТ, и ребята-абитуриенты уговорили использовать и этот шанс.
Набиравший курс в Школе-студии Александр Карев после первого тура сказал, что готов взять меня без дальнейших испытаний, но я-то мечтал только о Щукинском! Прошел там все туры и конкурс, успешно сдал экзамены, и вдруг накануне зачисления меня и еще троих парней вызывает ректор училища Борис Захава: «Ребята, вам скоро восемнадцать, а значит, после первого курса призовут в армию. Ну и зачем мы сейчас будем вас учить? За три года вы всю науку забудете».
Это был удар под дых! Я понял, что меня обманули. Пошел к Кареву: мол, хочу у вас учиться. А время-то упущено, курс укомплектован! Александр Михайлович повел к ректору:
