Ну вот, опять я забежал вперед! Возвращаюсь в конец семидесятых — начало восьмидесятых. После интригана Рошфора меня стали узнавать на улице, просили автограф. Старший брат Шерлока Холмса Майкрофт тоже добавил известности, но сумасшедшая популярность пришла ко мне с премьерой политического детектива «ТАСС уполномочен заявить...», где сыграл агента ЦРУ Трианона — роль, отлучившую меня от кинематографа на десять лет. Режиссер Вениамин Дорман доходчиво объяснил причину: «Как тебя сейчас ни одень, какой грим ни наложи — скажут «Трианон!» Ты заложник успеха».
В основу фильма лег одноименный роман Юлиана Семенова, написанный по документам из архива КГБ об операции советских спецслужб по разоблачению агента американской разведки. Почти у всех героев фильма имелись прототипы, в том числе и у моего Дубова, которому в фильме оставили реальное кодовое имя Трианон. Настоящего завербованного ЦРУ советского дипломата звали Александр Огородник. Он был арестован летом 1977 года и во время первого допроса покончил с собой, раскусив спрятанную в авторучке капсулу с ядом. Я читал дневники Огородника, и судя по записям, он был личностью, прямо скажем, малосимпатичной — амбициозный эгоцентричный субъект с больным самолюбием.
С режиссером Борисом Григорьевым у нас как-то сразу не сложилось. На съемках первого эпизода он распорядился:
— Поднимаясь по лестнице, подкиньте и поймайте ключи от машины, — наверное, ему казалось, что именно так делают люди, «зараженные» буржуазной моралью.
Подкидываю, ловлю и слышу:
— Не так! Давайте еще раз.
Повторяю — и опять:
— Нет, не то!
Начинаю злиться, в душе понимая, что с Григорьевым у нас вряд ли что-то получится.
Через несколько дней киногруппа вылетела на Кубу — снимать эпизоды, где действие происходит в некой африканской стране. Боря в Гаване запил — водился за ним такой грех. Кто-то стукнул киношному начальству, и Григорьева с картины убрали. Вместо него назначили малоизвестного режиссера Владимира Фокина и поставили задачу — снять уже не четыре, а десять серий. Показать их планировали в августе 1984-го, во время летних Олимпийских игр в Лос-Анджелесе. Чтобы наши граждане не шарили по радиоволнам, не приникали ухом к приемникам во время ответственных матчей, а смотрели патриотический детектив про шпионов.
После замены режиссера некоторые актеры отказались участвовать в съемках — пришлось искать новых. Три месяца Фокин проводил пробы на роль американского резидента Джона Глэбба — безуспешно. Узнав, что требуется актер с «абсолютно нерусской внешностью», я показал на настенный календарь с портретом Вахтанга Кикабидзе: «Возьмите Бубу — вот уж точно нерусский типаж!»
Когда Вахтанга утвердили, воодушевленный метким попаданием, пошел в своих рекомендациях дальше: «Если полковник Славин — суперположительный герой, не предложить ли его Юре Соломину? А коварную соблазнительницу агента ЦРУ Пилар отдайте манекенщице Эльвире Зубковой — ей и играть-то в картине почти нечего, а на озвучку пригласите профессиональную актрису». Все мои протеже отлично справились с поставленными режиссером задачами.
В сорок лет я был в прекрасной форме: мощный торс, накачанные руки и ноги — и Фокин использовал это в сценах, где Дубов-Трианон тягает штангу, играет с любовницей Ольгой Винтер (ее роль исполнила Ира Алферова) в теннис, сидя у стойки бара, ловит восхищенные женские взгляды. К сожалению, все эти эпизоды не вошли в фильм по вине консультантов из КГБ, которые сочли образ шпиона слишком ярким и обольстительным. Хорошо хоть пару минут, когда мой герой фланирует по квартире с голым торсом, оставили.
